— Тебе не уйти, — внятно произнесла я, видя, как существо, которое уже невозможно было назвать Андреасом, бросает вокруг пронзительные взгляды.
Я говорила не по-человечески. Перекинувшийся тъёрн уже не понимает нашего языка. Поэтому с Охотниками как правило путешествует переводчик, знающий язык тъёрнов, или Вещатель. В данном случае — я. Моя функция заключалась в том, чтобы донести до тъёрна наши намерения и попытаться с ним договориться. Если мне это не удавалось, в ход пускались мечи. Этим уже занимались мужчины, в первую очередь — Воин.
— Чего вы хотите? — спросил он, облизнув губы.
Загнанный в угол зверь вдвойне опасен. У нас не было иллюзий на этот счёт.
— Мы хотим, чтобы ты ушёл. — Я старалась, чтобы мой голос звучал максимально спокойно. Не знаю, удавалось это или нет, ведь в определённом смысле я сейчас не была собой. — Ты не принадлежишь этому миру. И должен вернуться в свой.
— Вернуться? — медленно переспросил он.
— Да. Ваше появление в этом мире — ошибка. Случайность. Наш мир чужд для вас, а вы — для него. Ты должен вернуться к себе домой.
— Каким образом? Я не могу вернуться. Врата закрыты.
Лицемерие. Игра. Врата закрыты, но тот, кто хочет вернуться, всегда найдёт путь. Многие захотели вернуться сразу же после того, как попали сюда — тогда, пять лет назад. Им это удалось. Пусть и не сразу, но они нашли нужных людей. А ты не вернулся потому, что не захотел. Тебе понравилось жить здесь, водя людей за нос и питаясь их плотью. Понравилась игра. Понравилось паразитировать, ничего не создавая. Но к чему вступать в бессмысленный спор?
— Можешь, — спокойно возразила я. — Среди нас есть Привратница.
Цепкий взгляд тъёрна сразу же выловил нашу невысокую спутницу.
— Верно, — подтвердила я. — Она может открыть Врата.
Тъёрн молчал, напряжённо думая. В своём обычном облике я ничего не смогла бы разобрать по выражению его лица. Но сейчас — другое дело. Я могла читать его мимику так же легко, как человеческую.
И теперь я увидела в его глазах мрачную решимость.
— Я не хочу уходить, — заявил он, пристально следя за моей реакцией. — Мне хорошо и здесь. У вас очень богатый мир. И полная свобода от наших законов.
— Но для того, чтобы выжить в человеческом мире, тебе приходится постоянно подпитываться человеческой кровью, — напомнила я.
— Ну и что? — равнодушно откликнулся тъёрн. — Мне не жаль людей.
— Конечно, нет, — согласилась я. — Никому не жаль людей. — В своём нынешнем облике я могла максимально приблизиться к тому, чтобы оперировать его, тъёрна, категориями мышления. — Но я говорю о другом. Посуди сам: ты зависишь от людей. — Тъёрн поморщился: эта мысль была ему неприятна, и я продолжила, торопясь развить успех. — Твоё существование привязано к ним от начала и до конца. Без них ты беспомощен и быстро слабеешь. Ты, вольный охотник, превратился в паразита, будто блоха, живущая лишь за счёт собаки, в шерсти которой скрывается. — Тъёрн зарычал, но я не замолкла; напротив, продолжила говорить со всё возрастающим напором, отлично понимая, что слова бьют в цель. — Мало того, что ты зависишь от людей, даже моменты, когда ты можешь ими питаться навязаны тебе извне. Ты можешь обрести свой облик и испить крови лишь в те ночи, когда меняется фаза луны — ночи, когда границы между мирами становятся более расплывчатыми. Это ты называешь свободой? Ты зависим от начала и до конца. От людей, без которых не сможешь прожить и двух месяцев. От их мира, который навязывает тебе свои условия. От своего мира, без зыбкой связи с которым не сможешь испить человеческой крови.