Я смотрела в его ледяные синие глаза, очарованная, чувствуя себя в безопасности и комфорте, окутывавшем меня, согревавшем меня. Я не могла оторваться. Хотелось спрятать это чувство в задний карман, принести домой и спрятать под подушкой, пока не наступит момент, когда я буду в нем нуждаться.
В конце концов, когда я вернулась к его словам, я кивнула.
Он провел костяшками пальцев по моей щеке и встал. Я взяла его обратно за руку, и мы продолжили прогулку. Дьюс курил, а я показывала на удивительно большие тыквы.
- Ты когда-нибудь смотрела «Это огромная тыква, Чарли Браун»7? – спросил Дьюс, - Этот придурок всегда меня смешит.
Я решила, что тоже очень люблю этого придурка, Чарли Брауна, и должна непременно посмотреть все, что найду о нем, как только доберусь до дома.
- Ты собираешься переодеваться в костюм на Хэллоуин, дорогая?
- Еще не решила, - ответила я ему, - Хэллоуин – тот еще праздник. Раз в год можно переодеться и притвориться кем-то или чем-то, не имеющим к тебе отношения. Другой такой возможности не будет. Не хочется, чтобы все пошло наперекосяк, понимаешь? Нужно выбирать осторожно, чтобы потом остались великолепные воспоминания, а не сожаления.
Дьюс остановился и посмотрел на меня.
- И кем ты подумываешь быть?
- Майя Энджелоу8, - тут же ответила я, - или Элеонора Рузвельт9.
Он подавился дымом.
- Но, - поспешно продолжила я, - чтобы переодеться в Майю Энджелоу, мне нужно как-то сделать кожу черной, не оскорбив при этом афроамериканское сообщество. Наверное, я все-таки остановлюсь на Элеоноре Рузвельт. Но я не имею в виду ничего такого. Майя была потрясающей женщиной.
- Сколько тебе лет? – спросил он резко, постукивая себя кулаком по груди.
- Двенадцать.
- Двенадцать?
В замешательстве он покачал головой.
- Я подумал, что ты очаровательный и умный ребенок, когда впервые встретил тебя, но теперь я в этом точно уверен.
Я покраснела. Дьюс – Президент, учитывая смерть его брата, «Всадников Ада» – считал, что я умная. Что могло быть круче?!
- Сколько тебе лет? - спросила я.
- Тридцать, дорогая, - он посмотрел сверху вниз на меня, поморщив нос, - староват?
Я пожала плечами.
- Папе тридцать семь. И он все еще классный.
Его глаза были близки к тому, чтобы полезть на лоб.
- Давай-ка уточним. Тебе двенадцать, скорей всего на Хэллоуин ты оденешься Элеонорой Рузвельт, и ты считаешь, что твой старик классный?
Я кивнула.
- Вот черт, - он снова покачал головой, ухмыляясь.
У меня внутри что-то рухнуло. Он смеялся надо мной.
Я выдернула свою ладонь и скрестила руки на груди.
- Я знаю, что я странная. В школе мне все это говорят. Все кроме моей подруги Ками. Они ненавидят музыку, которую я слушаю, потому что она старая. Они ненавидят мою одежду, потому что она мальчишечья. Они все считают меня уродом. Ну, давай, скажи это. Ты тоже думаешь, что я такая?