— Андрей Андреевич, я знаю, вы много ездите по стране, недавно были в Луганске. Или он все еще по-прежнему Ворошиловград? Интересно, что происходит там, в глубинке? Чем там живут люди?
— Мне хочется сказать о феномене нашей, как вы говорите, глубинки. Это вовсе не вотчина, от имени которой выступает Российский секретариат писателей. Вот Луганск, в котором родился Даль, называвший себя луганским казаком, хотя, как вы знаете, отец его был датчанин, мать его — полунемка-полуфранцуженка, а он сам — величайший апостол русского языка. Он и сегодня мог бы поучить русскому языку многих наших ура-патриотов. Городские власти Луганска и его население за то, чтобы называться Луганском, а областное начальство этому препятствует. Борьба за прежнее название города идет везде, так что это отнюдь не сонная провинция, она многому может поучить и москвичей. Во-первых, это город сытый. Я понимаю, до рая далеко всем, но там по крайней мере есть продукты. Но там еще хотят пищи духовной. Я туда приехал на несколько творческих вечеров, сбор от которых пошел на помощь детской инфекционной больнице, которая находится в плачевном состоянии. Сейчас там новые народные депутаты. В Луганске, как и в России, победили свободомыслящие политики. Это русский главным образом город на Украине. Своим депутатом он выбрал одного из самых ярких и чистейших наших рыцарей гласности Юрия Щекочихина. По аудитории на своих тамошних вечерах я понял, что провинции сегодня в нашей стране нет. Записки те же самые, что и в Москве: и острополитические, и литературные. Такая же острая ненависть к пустопорожним декларациям шовинистического крыла нашей литературы, такая же тяга к новому, аплодируют в тех же местах моих стихотворений, что и, скажем, в Колонном зале. Я там узнал страшные вещи. Репрессии в Луганске по своим масштабам, конечно, уступали московским. Но и там недавно открыли, что на окраине города существует ров, в котором было расстреляно около десяти тысяч жителей Луганска, вероятно, в 37–38 годах. Сейчас ведется следствие. Я поехал на это место. Зрелище страшное. Огромный ров, на дне которого валяются черепа несчастных жертв. Есть там и женские, и детские черепа. Я держал в руках череп с тремя аккуратными отверстиями в затылке. Из-за нехватки огнестрельного оружия расстреливали многих из мелкокалиберных винтовок. Тогда было мало машин и расстрелянных везли ко рву на телегах. Представляете, что такое застрелить десять тысяч человек…
Но с физическим уничтожением людей варварство не кончилось. Жертвы засыпали слегка землей и сверху устроили собачье кладбище. Я разбирал эти кости, белые человеческие кости, черепа, рядом — собачьи челюсти, то есть все это осквернено, и вот сейчас это одно из самых нервных событий в городе. Молодежь, РУХ, «зеленые» требуют поставить памятник там…