Вот такая бурная жизнь в тихом Луганске.
Я интересуюсь историей, и мне хотелось, конечно, посетить музей Климента Ефремовича Ворошилова, одного из самых верных сталинцев, героя гражданской войны, «героя 37-го года» — подпись его стояла под приказом о расстреле ведущих наших военачальников. А рядом, невдалеке, находится музей действительно святого апостола российской словесности Владимира Даля. А еще, тоже невдалеке, находится современная выставка нашего российского теперешнего авангарда, главным образом эмигрантов. Здесь вы можете видеть Шемякина, Зверева или жителей сегодняшней Германии или Нью-Йорка. Есть такое Мюнхенско-российское общество (не уверен в правильности его названия), и вот оно организовало эту выставку, которая, кажется, даже в Москве еще не была. Так, что Луганск живет бурной, полнокровной жизнью, и чему-чему, а интернационализму он может поучить и столичных жителей. Это русский город на Украине, который избрал своим депутатом в союзный Верховный Совет Щекочихина, что абсолютно не противостоит одно другому. Я садился вместе с Юрой в самолет и видел, как расцветали лица луганчан, как на улицах Луганска к нему кидаются люди с приветствиями. Юрий Петрович — их надежда.
Сейчас мы живем все в раздрыге, в пессимизме, в распаде. Но после Луганска у меня одной искоркой надежды стало больше.
«Поверх барьеров» 25.04.90 и 28.04.90 «Экслибрис» 29.04.90
Репортаж седьмой. «В СЕРДЦЕВИНЕ ЖИЗНИ»
(Беседа с писательницей «новой волны» Светланой Василенко)
— Светлана, я читал все ваши вещи — и «Охоту за сайгаками», и «Ген смерти» и другие — и, если не ошибаюсь, понял, что главная ваша тема — человек в грязи, в грязи бытовой, социальной, духовной. Это что — своеобразная шокотерапия?
— Я могла бы ответить на этот вопрос словами героини своего рассказа «Ген смерти». Она говорит о науке (речь идет о биологии) так: это была наука, для которой не было грязи, в грязи она находила сверкающую сердцевину жизни. Можно ответить, что если спросить хирурга, по локоть погружающего руки в кровь и грязь: что вы там копаетесь в грязи, — он не поймет вас даже. У него другая цель — найти пораженный болезнью орган и сделать то, что требуется. Можно ответить, что целью искусства является само искусство, и не шок, нет, не шок (иначе я писала бы очерки и снимала документальные фильмы) должны вызывать мои рассказы — а мучительное наслаждение… Можно так ответить и снять ваш вопрос. Но хочу ответить пространнее, так как вопрос очень серьезный. Этот вопрос в форме редакционного заключения преследовал меня и других моих товарищей по перу, как приговор: это означало, что книга не будет издана, рассказ или повесть не будут напечатаны. И всегда удивлял меня этот вопрос: во-первых, я всегда думала, что пишу о нормальной жизни, о той, что вокруг; во-вторых, хотелось спросить в ответ: а вы где живете, не в грязи? что за прекрасная жизнь окружает вас, если нас окружает вот такая?..