— Что ты отсвечиваешь здесь каждую секунду? Жратву принесла на три дня — и спасибо. Ходи через три дня.
— Ну что ты, Алексуш, я так всегда рада видеть тебя, — взмолилась Нина.
— А я не рад. Пожалуйста, не ходи так часто. Мужики в палате уже считают, что ты моя жена.
— Ты представляешь, — жаловалась Нина Кате Померанцевой, — этому гаду не нравится, что мужики думают, будто я его жена. Как брать от меня — так ему нравится. А как жена — так стесняется. Ну, он у меня получит!
Нина снова поползла на животе к Алевтине.
— Да брось ты, Нина, — сказала та. — Ты — дура, он — сволочь. Не хочу я вас больше соединять. Не хочу, противно мне смотреть на это.
— Пожалуйста, — молила Нинка.
— Ты пойми, — пыталась втолковать ей Алевтина. — Невозможно человека переделать, Алекс твой таким, как есть, и останется. Ну приворожу его на время, будет он снова из тебя соки тянуть — смотри, и так разорил тебя.
И в самом деле, некоторое состояние в золоте и камушках, сколоченное Ниной за годы битв на полях предприятий общественного питания, растаяло практически без следа.
— Прошу тебя, Алевтина, сделай так, чтобы он со мной был. Я все готова терпеть. Я все для него сделаю. Сама подумай, не могу я уже отступить вдруг, с бухты-барахты. Я в него столько вложила — и сил, и эмоций, и денег… И все бросить?
— Ну не дура? Давай лучше я тебя в порядок приведу, найдем тебе мужика… Хочешь, я тебя от Алекса этого отсушу? Знать забудешь, как его зовут, где живет. Новую жизнь начнешь!
Этих угроз Алевтины Нинка страшно боялась. Конечно, и денег было жалко, в Алекса вложенных. Но страшнее всего для Нины было потерять свою любовь к нему. Пусть Алевтина лучше никак ей не помогает. Но если Алевтина и вправду сделает так, что Нинка перестанет любить, — что тогда останется в жизни?
В тот день Нина с особым усердием драила Алевтинину квартиру, била яростно ковер во дворе: «Нет уж, в кои веки любовь появилась, и терять ее? Нет уж, не всякому такое счастье выпадает — любить. И добровольно отказаться от этого?»
Следующим вечером опять полетела в больницу. Нина давно уже успела что-нибудь сунуть всем нянечкам, медсестрам, не говоря уже о врачах, со всеми закорешилась, была и здесь своей. Сестричка посланная ею в палату к Алексу, вернулась, пряча глаза:
— Нин, он что-то плохо себя чувствует. Сказал, что не выйдет.
Оглушенная, Нинка спустилась медленно вниз, завернула за угол, встала под окнами недосягаемой палаты. Шел безжалостный дождь. Земля на газоне превратилась в чавкающую грязь. Нина промокла до нитки. Но не в силах была уйти. Она стояла и смотрела на окна палаты Алекса.