— Ты себя любишь больше, чем деньги, — говаривал ей часто Стрелецкий.
И Лариса соглашалась:
— Господи, за что их любить-то, деньги? Передо мной, может, весь мир, вся Вселенная в такие минуты открывается. Неужто я из всего из этого деньги выберу? Смешно. Заработать деньги можно миллионами других способов. Что я, себе на хлеб не заработаю? На хлеб хватает, и слава Богу. В сущности, больше-то и не надо. Остальное — так, баловство.
Далеко не всегда Ларисина замечательная интуиция работала. Но Лариса всегда знала, когда именно это случалось. Точнее, когда не случалось этого дивного чувства знания, как повернутся обстоятельства, чем все кончится, куда уткнется носом эта самая рулетка. И неизменно ощущала границу своего знания. И никогда не делала вид, что может все и каждую минуту.
— Сегодня не поедем, Костя. Не хочу.
— Не хочешь или не можешь? — капризничал Стрелецкий.
— Это абсолютно одно и то же, — рассмеялась Лариса. — Я тебе как астролог говорю: это одна и та же энергетика. Из одной бочки черпается. Не получится сегодня ничего.
— Тогда ко мне? К тебе?
— К тебе.
Стрелецкий коротко переговорил с охраной, и те, загрузившись в свою тачку, тронулись за машиной Стрелецкого.
Воодушевленная удачей подруги, Лариса все нахваливала Володю Ткаченко: и добрый-то он, и щедрый, и тонкий, и понимающий. Наконец Косте надоело слушать комплименты не в свой адрес.
— Так ты ничего не поняла? — кинул он раздраженно. — Но если уж ты не поняла…
Лариса испуганно посмотрела на него.
— Все просто и без песен, — продолжал Стрелецкий. — Ткачу нужно «бабки» за границу перевести. Сейчас, по новым правилам, это сложнее стало. Съемки за границей — открытие там счета в банке. Один доллар — на съемки, двадцать — остаются лежать. Кто будет учитывать, сколько фильм съест? Никто. Никаких придирок. Для Ткача это подарок — Катю субсидировать.
Лариса молчала.
— Какие же вы, женщины, наивные, — удовлетворенный произведенным эффектом, констатировал Стрелецкий. — Думаете, вам жертву немыслимую приносят. А вас используют как хотят.
— Кто еще знает об этом? — тихо спросила Лариса. Вдруг сорвалась, затрясла Костю, еле удерживающего руль. — Кто еще об этом знал? Кто?
— У меня была тяжкая, несладкая жизнь. Да, жизнь непроста. Мне пришлось хлебнуть дерьма вдосталь. Я многое повидал. У меня не осталось иллюзий. Но есть люди, составляющие мой золотой фонд. Я их собираю, коллекционирую. Они всегда в моей памяти, в моем сердце. — Андрей Сафьянов приложил к груди свою широкую ладонь. — Среди них — Алевтина. Она была яркой женщиной. Необыкновенной. Нет, я не верю в самоубийство. Но враги… Мне всегда казалось, что у женщины не может быть смертельных врагов. Женщины — существа легкомысленные, эфирные. Какие такие у них могут быть проблемы? Кому они могут мешать? Их так легко обмануть, отвлечь, соблазнить. Зачем их убивать? Зачем?