Не трогать, не смотреть. Некоторые осколки теплые, гладкие, как цветные камушки на морском берегу. Другие – колючие, ядовитые, жгучие. И не разобрать, где какие. Пусть уж лежат все скопом в дальнем чулане памяти, в темноте, в пыли и забвении.
Настя знает, что смотреть нельзя, и все равно смотрит.
Вот Анжелу собирают в первый класс.
Всякие прекрасные вещи к этому дню покупали все лето: портфель, форму, новые туфельки, белые гольфы с забавными помпончиками. Один, когда выкладывали покупки, оторвался, и Настя его потихоньку спрятала – ну никак было не удержаться, все равно ж никто не заметил. Помпончик был беленький и пушистый, как маленький птенчик. Настя гладила его одним пальцем и шептала «шу-шу-шу», пальцу было мягко, а губам щекотно. Но помпончик скоро замусолился, стал серый и некрасивый, пришлось тайком выкинуть его в мусорное ведро.
Непорядок с гольфами обнаружился за день до Первого сентября: на одном есть помпончик, на втором – нет. Надо же, как мы невнимательно в магазине смотрели, вздохнула мама и отрезала и второй помпончик. Все равно ж гольфы и без них были распрекрасные! И все «первоклассные» приобретения тоже были первоклассные! Как самая раскрасавишная красота!
У парадного белого фартука на плечах – громадные пышные оборки. Как крылья. По краям крыльев – кружева, и на белом воротничке, и на манжетах – такие же. И банты тоже как крылья. Ленты широченные, полупрозрачные и блестящие. Они переливаются и меняют цвет: если положить рядом что-нибудь синее, лента голубеет, если красное – розовеет. Банты жесткие и все время слетают с волос, так что пришлось завязать их заранее и пришить к скучным резинкам. Но если не присматриваться, то резинок не видно, кажется, что банты держатся сами по себе.
В новеньком, вкусно пахнущем кожаном портфеле таятся неисчислимые сокровища. Книжки в плотных прозрачных обложках, такие же обложки, но потоньше – для тетрадок, сами тетрадки (в клетку и в линейку), альбом для рисования и пенал, словно сундучок с драгоценностями. Четыре простых карандаша (вот странно, думает Настя, почему они «простые», если рисуют черным или серым), восемь цветных, три ластика, фломастеры, еще фломастеры, только с тоненькими, как иголочки, жалами, и еще с плоскими, широкими, они называются «маркеры», и – в специальном отделении, да еще в своей собственной коробочке с прозрачной крышкой – сказочно красивая авторучка. Ну зачем девочке настоящий «Паркер», вздохнула мама, а отец ответил, что Анжела – умница и старшая, поэтому так надо. «Настоящий Паркер» потерялся весной, когда Анжела заканчивала первый класс. Анжела плакала, а отец сказал: «Это пустяки, главное, чтоб ты сама была умницей, а писать можно чем угодно».