Стоило ей только это произнести, как рядом раздалось пение. Пели несколько тонких голосочков. Жалобно. И пели-то гимн церковный. Клавдея этот гимн слыхивала по телевизору. Красивый, аж плакать хочется. Сейчас особенно захотелось. Три детских голоска пели «Иже херувимы»… У Клавдеи защипало в носу, как при насморке…
— Ой, никак Боженька-то есть? А я его, родимого, гневлю…
Клавдея начала тихонько ныть. Со страху в ней проснулись давно утраченные человеческие чувства. Она глянула в глубь улицы и увидела…
* * *
Он стоял в белом хитоне. Его волосы развевались на ветру. Ноги не касались земли.
— Кто это? — не поняла Клавдея и внутренним наитием поняла кто… Как поняла, мелкою дрожью затряслись колени. А Он будто Клавдеин страх уловил, погрозил ей пальцем и начал вверх подниматься. Больше Клавдея ничего не видела. Она начала медленно оседать на землю в глубоком обмороке.
* * *
Очнулась Клавдея, как это ни странно, не на улице, а в комнате. Над ней склонилось бородатое лицо. Клавдея даже не знала, стоит ли ей пугаться. Тем более что человек, склонившийся над ней, был в рясе.
«Святой отец, — подумала Клавдея, — убьют, не иначе… Священника уже вызвали…»
Впрочем, пораскинув мозгами, она подумала, что душегубы к жертвам священников не приглашают.
— Вам было плохо, — пояснил священник, — я нашел вас лежащей. С вами что-то произошло?
— Бесовщина, батюшка, — прошептала отчего-то хриплым басом Клавдея, — призраки одолели.
И она поведала старцу о своих ночных видениях.
— Да тебе это, верно, во сне приснилось, — не поверил ей он.
Да и кто в это поверит? Сама Клавдея, не случись с ней этого, вовек бы не поверила…
— Ей-Богу, не вру…
— Не божись… — сурово ответил тот, — ты, верно, в грехе погрязла. Раз тебе призраки покою не дают.
— Ох, батюшка, погрязла, — радостно согласилась Клавдея, — самой, батюшка, страшно, как погрязла…
— Исповедаться тебе нужно, — решил он. Она была готова расплакаться от его доброты. Схватила руку и прижала ее к губам. Он кивнул.
— И немедленно. Меня тебе сам Господь, видать, послал…
Она кивнула торопливо, и он накинул на ее голову епитрахиль.
* * *
Отец Андрей сидел в это время со мной на кухне. Я слушала, что рассказывает Фреду Клавдея. Через наушник. Отцу Андрею это слышать было нельзя — исповедь есть исповедь. Он не имеет права раскрывать Клавдеины тайны. И так ему, бедному, предстоит исповедоваться в том, что он отдал на время свою рясу Фреду.
* * *
Исповедь была закончена. Клавдея смотрела на отца Фреда благодарными глазами. Она чувствовала, как ей полегчало.
— Ох, батюшка, — аж зажмурилась от этакого облегчения Клавдея, — до чего ж полегчало… Слов нету.