— Да брось ты ерундить, — успокаивал Русанов.
Однако, выбравшись из оврага, мы замаскировались поблизости. Овраг был хорошо виден.
Через некоторое время на противоположной стороне появилось четверо ребят. По едва заметной тропинке они спустились вниз. Кусты прошелестели, качнулись и снова мертво застыли.
— Э-эй! — донесся тихий голос. — Выходите. Где вы?
Мы пробрались к ним.
— Здорово, ребята!
— Здравствуйте!
Глаза их горели жадным юношеским любопытством.
— Бежали? Откуда? Куда? — Вопросы ставились прямо, бесхитростно.
Под кустами уселись в кружок. Ребята принесли две буханки хлеба, кусок подозрительно красной колбасы в целлофановой кишке и две бутылки эрзац-пива.
Вперемежку с разговорами мы расправились с половиной припасов. Остальное отложили на дорогу.
Юноши смотрели на нас, сглатывая голодную слюну, и старательно курили душистый эрзац. Мы тоже закурили.
Голубоглазый натужно закашлялся.
— Солома, пропущенная через лошадь, — проговорил он, чуть отдышавшись, и с сердцем раздавил каблуком окурок. — Я тоже пленный. Из Мюнхена бежал, да не вовремя: болезнь сломила. Вот к ребятам пристроился.
— А дальше… Не думаешь?
— Нет, — задумчиво ответил парень. — Чахотка грызет. Возьмите с собой ребят. — Его глаза — кусочки голубого неба — просительно округлились. — Хорошие хлопцы, не подведут.
— Не можем. Не возьмем, — после глубокого раздумья ответил Русанов. — Бежали мы четверо, а пришлось разделиться. Большой группой идти опасно. Быстро прихлопнут. Если с нами попадетесь — туго придется, — он мягко похлопал курносого подростка по угловатому плечу. Тот вспыхнул, залился пунцовым румянцем. — Не обижайтесь, хлопцы, не можем.
Ребята помрачнели, насупились. Мы переоделись, выбрились и стали прощаться.
— Счастливо!
— Спасибо, ребята, спасибо, родные!
Ко мне подошел голубоглазый парень.
— Мне уж не светит вернуться. Если доберешься до наших, черкни старухе. Она живет в Полтаве. Вот адрес.
В мою руку перекочевал влажный и теплый клочок бумаги.
— Меня зовут Геннадий Круглов. Там есть… в записке.
— Напишу, Гена. Будь здоров!
— Прощайте.
На лацканах пиджаков голубели нашивки ОСТ, в карманах лежало немного денег и хлебных карточек. Мы шагали по твердой дороге и смело смотрели в глаза случайным прохожим. Теперь мы — восточные рабочие, идущие в воскресенье в гости к друзьям в соседнюю деревню.
День был воскресный. По пути изредка встречались старики в черных старомодных тройках и крахмальных манишках. Ведя под руку аккуратных старух, они направлялись в кирху степенно и важно.
Вдали на дороге показался велосипедист. Он крутил педали и, держась за высокие роги старомодного велосипеда, сидел ровно, будто проглотил аршин. В посадке было что-то очень знакомое. И вдруг я узнал: