— Нет, теперь уж я точно не забуду.
— Пойдём, уже совсем прохладно, — Ян встал и поднял её. Поправив на ней халат, он туже затянул пояс.
— С тобой мне тепло, — Эва поправила ещё влажные волосы.
— Иди сюда, я тебя погрею, — она привстала на носочки, и он приподнял её, прижав к себе.
— Я хочу задать тебе традиционный вопрос, который задают при прощании, — скромно начала Эва, повиснув у него на шее.
— Ты хочешь спросить, буду ли я скучать по тебе?
— Да, — кивнула она и быстро поцеловала его.
— А как ты сама думаешь?
— Не отвечай вопросом на вопрос. Не люблю эту твою манеру. Хотя у меня есть предположение, что будешь, — самодовольно изрекла она, погладив его по спине.
— У тебя совершенно правильное предположение, Эви. Оно совершенно правильное, — согласился он. — А теперь может, мы пойдём домой… в спальню… в кровать… Сколько тебя можно уговаривать?
— Пойдём, — она почувствовала под ногами мягкую траву, когда он опустил её на землю.
— Ты мне не рассказал, — с лёгким укором произнесла она.
— Что не рассказал? — спросил он, укладывая плед в корзинку.
— Свою «теорию зависти».
— А, ну я тебе расскажу, только не сегодня. На сегодня хватит уже разговоров.
— Ты обещаешь? Это ведь будет твоя история?
— Обещаю. Расскажу. Потом расскажу.
Со сдавленным писком, выражающим, несомненно, бурную радость, Эва бросилась в объятья отца. Именно бросилась, сорвалась с места и в два шага пересекла разделяющее их небольшое расстояние, повиснув у него шее, прижимаясь к тёплой шершавой от выступившей щетины щеке.
— Да, если бы ты чинно и спокойно подошла ко мне, поцеловала в щеку и сказала «Привет, папа!»…
— Что бы было? — спросила Эва, целуя Роджера в щеку.
— …эта была бы не моя Эванджелина, не моя маленькая девочка. Это была бы незнакомая мне женщина.
— Папочка, как я по тебе соскучилась, — протяжно сказала Эва и прижалась к отцу. Он крепко сжал тонкую фигурку дочери, вкладывая в это приветственное объятия всё чувство отцовской любви, на которое был способен.
— Едем домой, тебе надо отдохнуть, а то что-то ты бледная совсем, — внимательный взгляд отца остановился на её лице, отметив бледность и тёмные круги под глазами. — Нездоровый у тебя вид, — он укоризненно покачал головой.
— Я встала очень рано, — сообщила она отцу, взяв его под руку, но упоминать о том, что практически не спала и вовсе, не стала. — Ты же знаешь, что утро для меня сущая инквизиция! Убийство! Кроме того, я не завтракала.
— Непорядок. Так ты окончательно испортишь себе желудок, — нравоучительным тоном произнёс отец, забирая из её рук сумку.