— Пойдем отсюда, — негромко сказала Бандеролька. — Он сумасшедший, сразу видно.
— Я — сумасшедший? Я?! — возмутился Уткин. — Я изобрел оружие, которое может стрелять чем угодно, лишь бы из металла! Пуговицами, гвоздями, железным ломом! Мое изобретение может разогнать любой металлический предмет до такой скорости, что никакие бронебойные пули и рядом не валялись! Пробивающая способность чудовищная! Клянусь вам — пробивает даже керамическую плиту от бронежилета! Четвертый класс — вдребезги!
Пошта усомнился:
— Четвертый? — Он знал, что этот класс бронезащиты держи даже утяжеленную пулю от СВД. — Верится с трудом!
— Пари! — загорелся Уткин. — Готов держать пари! Если не разобьет — с меня ящик патронов! Идет?
— А если разобьет? — осторожно поинтересовался Телеграф.
— Тогда вы купите мое изобретение! Вам, листоношам, оно скоро ох как понадобится!
«Что ж они все заладили одно и то же, как попугаи, — подумал Пошта раздраженно. — Понадобится, понадобится... Войну, что ли, против их клана кто затевает? Так она уже вроде началась. И ничего, справились».
— Договорились, — сказал Пошта. — Показывайте свое ноу-хау!
Изобретатель Уткин жил в старом двухэтажном доме из серого песчаника в самом центре Феодосии. Дом напротив — панельная пятиэтажка, носил на себе следы многократных попаданий самых разных снарядов всевозможных калибров; проще говоря, фасад дома был рябым, как лицо переболевшего оспой человека. Стоит ли говорить, что пятиэтажка давно была необитаема? Даже аборигены Феодосии сохраняли те остатки инстинкта самосохранения, что не позволяли им лезть в зону испытания нового чудо-оружия.
— Я сейчас! — заявил Уткин, на минуту забежал к себе домой и тут же вернулся со слегка изогнутой металлокерамической пластиной. — Секундочку!
Вприпрыжку он добежал до пятиэтажки и очень скоро появился в окне второго этажа, закрепив там пластину с помощью пары кирпичей.
— Мишенная обстановка готова! — доложил он. — Прошу на огневой рубеж!
Листоноши прошли в дом Уткина — запущенный и замусоренный, но вполне жилой. Под ногами валялись обломки старинных микросхем и мотки проволоки, обрывки изоляции и горы батареек.
— А псих-то, похоже, не шутит, — вполголоса прокомментировал Телеграф. — Ты стену напротив видал? Чем это ее так разукрасил?
— Скоро узнаем, — пожал плечами Пошта.
Бандеролька же, отвесив челюсть, ошеломленно смотрела по сторонам.
В комнате, носившей гордое название «Зал испытаний» (так, по крайней мере, гласила рукописная табличка на двери), стоял длинный верстак, накрытый черным полотном.