Закутавшись в овчину, Антипка следил, как огонь под порывами ветра метался из стороны в сторону, далеко рассыпая искры вокруг костра. От усталости глаза слипались. Чтобы не заснуть, он тер их кулаками, заставлял себя подниматься и ходить вокруг лагеря. Но стоило Антипке присесть, как его опять начинало клонить ко сну...
Его разбудил лай собак и тревожный рев скота. Схватив рогатину, мужик бросился на шум. По земле катились двухцветные клубки: светлые собаки и темные волки. Хищников было больше, и они одолевали. Антипка не стал звать Гонов .. «Попрекать станут, что заснул... Сам управлюсь!..»
Ему удалось прибить рогатиной несколько хищников, и, увлеченный схваткой, он забыл про опасность. Тем временем матерый вожак, задушив собаку, прижался к земле и не спускал желтых глаз с метавшегося по поляне человека. Когда тот оказался рядом, прыгнул на него, навалился со спины всем весом, сбил с ног... Разбуженные шумом мужики отбили. Антипку. Он был без сознания...
Волчье нашествие дорого обошлось Гонам. Антипку спасли, но он надолго выбыл из строя. Из пятерых собак осталась в живых лишь одна — остальных загрызли хищники. Сорвавшись с привязи, убежали и сгинули в лесу лошадь Вавилы, несколько коров и коз. Это еще больше усложнило жизнь переселенцев. Спустя несколько дней Гоны наконец заложили первый сруб под жилье. На месте порога будущей избы старик зарыл кусок железа — уклад от сломанной сохи. Утоптав над ним землю, прошептал:
— Дай, господи, нам здоровья на многие годы, чтобы ничто нам не вредило, как не вредит сему укладу, чтобы крепки были, как сей уклад, люди, кои через него переступать будут!..
Переселенцы дружно принялись за дело. К зиме избы и сарай для скотины были закончены. По обычаю, в хлеву на веревке подвесили мертвую сороку, чтобы нечистая уцепилась за нее... Кое-как разместили животинку. В избах было тепло. Правда, топили по-черному, и дым стелился низко,. ел глаза, но это для крестьян было привычно: любишь тепло — терпи дым. Стали выздоравливать хворавшие из- за простуд ребятишки. Двух только не уберегли. И выросли в дальнем конце поляны первые могилки с белыми струганными крестами. Погоревали родители и старый Гон, прослезились тетки, заугрюмились дядья, да что делать: дай волю боли — сам помрешь раньше смерти... И снова рубили, жгли деревья, корчевали пни. Торопились, пока не ударили морозы, когда и прутика не вырвешь из окаменевшей земли.
Короткие зимние дни быстро сменяли друг друга. Вставали задолго до рассвета. Над спящим лесом не успевал еще заняться день, а на поляне уже стучали топоры, стлался дым, ржали лошади, раздавались громкие голоса людей. Кончали .работу при свете костров, разгонявших темень, когда от усталости деревенели ноги, а топоры начинали дрожать в руках. Лес отступал все дальше.