Вера тут же подумала, что это добрая примета, — и замечательный Талисман, и его говорящая фамилия, и то, что он давным-давно уехал.
Возможно, что она тоже уедет. Недаром думала об этом дня три назад. Или четыре. Она представила подробности отъезда. Ничего не брать с собой. Все раздарить кому ни попадя — Ключаревой, Даутову, Колосовой, Осетрову, чтоб раз в десять лет наведываться к ним, как на кладбище прошедших лет. На Киевском вокзале она садится в поезд на Вену. Нет, она собиралась купить автомобиль и двигаться на нем во Францию.
Настроение явно улучшалось.
Никаких машин. Она всю жизнь будет играть на любимом инструменте. Автомобиль таковым никогда не станет.
Поезд на Вену. А там ее будут напряженно ждать. Кто? Да кто надо. Во множественном числе или в единственном, это сейчас не важно. Некоторое время в окне вагона будут мелькать знакомые ландшафты, потом она уснет и проснется в Австрии. Нет, она будет сидеть, как солдат с ружьем, всю дорогу. Как от Москвы до Питера, например. Какой там сон, когда она уехала. Никто ее не провожал. А мама и отец приедут в гости через два-три месяца.
На эти геополитические размышления ушло несколько секунд, пока играл Талисман. Следом шел блок новостей, вовсе не интересных. Опять затопило Венецию, — что ж! Этого все ждали давно, даже слишком давно. Спокойненько так понимали, что Венеция будет уходить под воду.
В России под водой оказались едва ли не лучшие ландшафты. Такие вот пироги. И там, где лучший из австрийцев, поэт Райнер Рильке, пил чай с деревенским поэтом… Спиридоновым… Нет, Спиридоном Дрожжиным, теперь разливанное Московское море. Наверное, Рильке виноват. Мистическая фигура. Элита Европы слишком любила Россию. Достоевского, Мусоргского, Нижинского. И спокойно ждала, когда Россия потонет.
В этом веселом сумасшествии прошла часть дня и наступило время, когда Вера серьезно и сосредоточенно начала собираться на концерт. Она надела новый костюм, белоснежную блузку с воланами на манжетах, — они так эффектно взлетали и опадали во время игры, как лепестки экзотического тропического цветка, туфли в тон костюма, три капли духов — на мочки ушей — для всех, кто будет находиться рядом, и в ямочку между ключицами — для Рудика.
«Ее величество фортепианная королева к выезду готова», — объявила она Штуке и привычно потянулась за кольцом, лежавшим на тумбочке у кровати. Знакомо полыхнул трилистник в сердце камня.
«Может, не стоит? — задумалась Вера. — Не ахти какое выступление, а последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Вдруг я опять буду ввергнута в транс, как в Норвегии, и прощай тогда вечер наедине с любимым! Впрочем, немного ли мистики напустила я в свою жизнь? Успех — дело только моего труда и таланта, да еще таланта моего блестящего педагога».