— Таня и Леня, — обратилась она чинно к сладкой парочке, — я вызвана в бункер. Для ознакомления с секретным документом. Прощай испанское вино!
— Да ничего страшного, — пожала плечами Ключарева. — Дело в том, что мы там если не каждый день, то через день тусуемся. Поскучаем сегодня без тебя.
— Правда? — обрадовалась Вера. — Тогда завтра я вас угощаю там же, хорошо?
Даже эта парочка теперь казалась ей избавлением от странной консерваторской опеки. Запас свободы требовал новых впечатлений. А Третьяков никакой новизны предложить не мог.
— Скучать мы не будем, — торжественно произнес Леонид, — но веселье наше будет пронизано горечью. Вы играли просто классно. Я бы так точно не смог. А пока предлагаю выпить за нашу дружбу.
Ключарева с трудом сдерживала ярость. Видать, ее спутник в ходе вечера прихлебывал коньяк из плоской металлической фляжки, которую немедленно вынул из внутреннего кармана безукоризненного пиджака.
— Это несмешно. Коньяк не мой напиток, — сурово ответила Вера. Она уже была счастлива избавиться и от этих двоих.
Танюшку было с одной стороны просто жаль. Но одновременно Вере казалось, что Кукла Таня явилась сюда не просто так. Мастерица кривляний перед зеркалом, она и в жизни постоянно разыгрывала спектакли. И нынешний был отражением той встречи в аэропорту.
Думать об этом сейчас было не слишком интересно. Предстояло нафталинное общение с консерваторской элитой.
Вера решила, что ей будет предложено отдохнуть от музыки и ни в коем случае не участвовать в августовском конкурсе. Недаром Третьяков в своей речи сделал упор на целой плеяде молодых исполнителей. И Даутов тут как тут — стреляет глазами из темного угла. Певец темной любви, непризнанный гений. Будущий московский триумфатор. Дескать, сейчас он полон сил, только набирает форму. А Вера, мол, на этот год исчерпала свой потенциал. В том смысле, что миновала пик формы. Уроды. Ведь так все и задумано.
Но думала об этом равнодушно. Все происходит без нее. Музыка сама льется из-под пальцев. Провидение располагает множеством средств для того, чтобы направить кого угодно, и Веру тоже, по начертанному заранее пути. Она с изумлением поняла, что не видит себя участницей московского конкурса. Норвегию, например, она каким-то волшебным зрением увидела много раньше, и себя там — вплоть до мельчайших деталей. Объяснять себе этот удивительный факт она принципиально не собиралась. Но, вероятно, придется рано или поздно.
Квадратный кабинет Третьякова слыл легендой. Сам Владимир Павлович приложил к этому немало сил и средств. Разве что на стенах этого заведения, как он сам называл свою берлогу, не было автографов великих современников блистательного лектора и наставника.