— Какую клятву ты ей принес? — Когда он не отвечает, я повторяю с большей силой: — Скажи мне. Сейчас!
Как он может не нарушать клятву ей и не сдерживать данную мне? Его слово было единственным общим для нас полем. Единственным, на что я могла надеяться, верить, что он его не нарушит, даже рискуя собственной жизнью. И в конце концов его клятва оказалась всего лишь очередной полуложью фей.
На скулах Киарана играют желваки, и я думаю, скажет ли он хоть что-то, пусть даже очередную ложь.
— Моя жизнь переплетена с ее жизнью, — говорит он. — Если Сорча умрет, умру и я.
Воздух покидает мои легкие, оставляя ужасную боль в груди. Я отворачиваюсь от него. Зрение вдруг подводит, и я с ужасом понимаю, что мои глаза полны слез. Я так давно не плакала, что просто забыла, насколько они жгут.
— И с чего тебе это делать? — спрашиваю я. Мой голос удивительно спокоен.
— Я предупреждал тебя о последствиях попыток не дать видению Видящего воплотиться в жизнь, — тихо отвечает он. — Это одно из моих.
«Не плачь, — говорю я себе, когда он хватает меня за плечи и разворачивает. — Не плачь».
Слишком поздно. Он замирает и всматривается в меня.
— Слезы, Кэм? — выдыхает он. — По какой причине?
Я не отвечаю. Не могу.
— Ты знал, что именно Сорчу я искала все это время.
— Айе, я знал.
Отвратительная мысль мелькает в моем мозгу, немедленно осушая все слезы. Руки сжимаются в кулаки.
— И ты позволил моей матери умереть?
Теперь он от меня отворачивается.
— К тому времени, как я отследил Сорчу до Эдинбурга, она уже нашла твою мать. — Его пальцы сжимаются на моих плечах, и это, похоже, непроизвольное движение. — Мне хватило времени лишь рассказать ей правду о том, кто она. Я советовал твоей матери покинуть город, но она не хотела тебя бросать. Тогда я отдал ей чертополох, который в ту ночь она отдала тебе. Она хотела, чтобы я спас тебя.
Я едва помню слова матери, которые слышала, когда она вплетала мне в волосы тот цветок. Я была так взволнована, что почти не прислушивалась. Она описывала, как подходит цветок к моим глазам. И велела никогда его не снимать — внезапно печальным тоном, который обеспокоил бы меня, если бы я тогда обратила на это внимание.
Я вырываюсь из его рук.
— Спасти меня? По-твоему, ты это делал, Кадамах?
Лицо Киарана застывает.
— Не называй меня так.
— Почему нет? Это ведь твое имя, не так ли?
Он удивляет меня, прикасаясь ладонью к моей щеке. Пальцы у него теплые, нежные. Прикосновение чувствуется так сильно, что я едва не поддаюсь соблазну прижаться к его руке, но взгляд Киарана меня останавливает. Его глаза сияют ярко, недобро и невыносимо.