И Эндер не мог с этим спорить. Питер-Гегемон не был Питером-монстром. Может, он никогда им и не был. Может быть, оба они были лишь иллюзией. Но Питер-монстр был похоронен глубоко в памяти Эндера, и вряд ли ему было по силам стереть это воспоминание.
Эндер опустил кокон обратно в ящик, запер его, а затем оставил на тележке с багажом, который предстояло спустить на поверхность планеты.
Вирломи лично пришла встречать челнок; через считаные минуты она ясно дала понять, что эта любезность исключительно ради Эндера. Чтобы с ним поговорить, она поднялась на борт.
Эндер не воспринял это как добрый знак. Ожидая, пока Вирломи поднимется, он сказал Валентине:
– Она не рада меня здесь видеть. Хочет, чтобы я вернулся на корабль.
– Подожди, посмотрим, чего она хочет, – ответила сестра. – Может, всего лишь прояснить твои намерения.
Когда губернатор вошла, ее лицо едва напоминало лицо той девушки, которую Эндер видел на фото времен китайско-индийской войны. Год-два раздумий над поражением, а затем шестнадцать лет во главе колонии – это неминуемо должно было сказаться на внешности.
– Спасибо, что позволил мне навестить тебя так сразу, – поблагодарила она.
– Вы нам безмерно польстили тем, что лично пришли нас встретить, – ответил Эндер.
– Я должна была тебя увидеть до того, как ты появишься в колонии. Клянусь, я никому не сказала о твоем прибытии.
– Верю, – кивнул Эндер. – Но ваши слова, кажется, подразумевают, что люди знают – я здесь.
– Нет, – сказала она. – Слухов об этом, слава богу, нет.
«Какому богу?» – задался вопросом Эндер. Или, считаясь богиней, она славит саму себя?
– Когда полковник Графф – или кто он там был, не важно, для меня он всегда будет полковником Граффом – сказал мне, что он попросил тебя прилететь, и причиной этого было предчувствие проблем с одной конкретной семьей.
– Нишель и Рэндалл Фирс, – произнес Эндер.
– Да, – подтвердила Вирломи. – Так уж вышло, что я тоже распознала в них потенциальную проблему во время сборов в бывшей Боевой школе. Поэтому я поняла его озабоченность. Но вот чего понять не могла: почему Графф считал, что ты сможешь справиться с этим лучше меня?
– Не уверен, что он так думал. Возможно, он хотел, чтобы у вас появился дополнительный ресурс, на который можно опереться – в случае, если у меня появятся идеи. А они стали проблемой?
– Мать – обычная затворница-параноик, – сказала Вирломи. – Но она прилежно работала, и если временами излишне навязчиво опекала сына, в их отношениях не было ничего странного, никаких тревожных признаков. Он был таким крохой. Почти как игрушка. Но начал ходить и говорить в очень юном возрасте. Невероятно юном.