– Вот, я делаю, как ты сказала, – сдавленно прохрипела она. – Я вспоминаю. Надеюсь, теперь ты довольна.
Да, – отозвалась Малыш, и хотя Джесси больше ее не видела, она чувствовала на себе ее пристальный ласковый взгляд. – Но ты зашла дальше, чем нужно. Вернись немного назад. Чуть-чуть назад.
Джесси вздохнула от несказанного облегчения. Она поняла, что Малыш хочет, чтобы она сейчас вспомнила. Не то, что случилось во время или после папиных сексуальных поползновений, а то, что было до этого… хотя и незадолго до этого.
Тогда зачем нужно было вспоминать и весь этот ужас?
Ответ был вполне очевидным. Допустим, тебе захотелось сардин. Не важно, сколько ты хочешь – одну или целых двадцать, – все равно тебе нужно открыть всю банку, посмотреть на них и вдохнуть этот противный запах масла, пропитанного рыбным духом. Тем более что все это уже в прошлом, а от воспоминаний о прошлом еще никто не умирал. Воспоминания – пусть даже очень болезненные воспоминания – не убивают. А вот наручники, которые держат ее на кровати, вполне могут убить. Так что хватит уже ныть и плакаться, пора заниматься делом. Надо все-таки отыскать то, что, по словам Малыша, ей так важно найти.
Вернись чуть дальше назад… как раз перед тем, как он начал к тебе прикасаться так, как нельзя… Вспомни, а почему вы вообще оказались в тот день вдвоем. Вспомни затмение.
Джесси крепко зажмурилась и начала вспоминать.
Малыш, все в порядке?
Да, но… мне чуточку страшно.
Теперь ей не нужен никакой бинокль, чтобы понять, что происходит что-то необычное. На улице потемнело, как это бывает, когда солнце прячется за тучи. Только туч не было, то есть были, но далеко на востоке. Но мрак все равно сгущался.
Да, – говорит он серьезно. И она смотрит на него и с облегчением понимает, что и ему тоже страшно. – Если хочешь, садись ко мне на коленки, Джесс.
Правда, можно?
Спрашиваешь! Еще бы!
И она садится к нему на колени, и ей радостно, что он рядом. Она чувствует его тепло и его сладкий запах – запах любимого папы, – а день все темнеет. Но больше всего она радуется тому, что это действительно страшновато. Даже страшнее, чем она думала. А самое страшное то, как бледнеют их с папой тени. Она в жизни не видела, чтобы тени бледнели вот так и скорее всего уже никогда не увидит такого еще раз. Все хорошо, думает Джесси и прижимается к папе теснее, потому что ей очень нравится, что она снова стала (пусть даже совсем ненадолго, пока не закончатся эти страшные сумерки) папиным Малышом, а не обычной Джесси – слишком высокой и неуклюжей… слишком