— Ой, какое страшилище отхватил, — Катя только сейчас заметила щуку. — Я уж думала, что таких в озере и не осталось.
— Куда ж они денутся? Есть и побольше, тока негодные — жёсткие очень, — напомнил о себе Прохор.
Тётькатя. уже обученная мной работе с камерой, сняла меня с щукой раз пять для гарантии и стала накрывать на стол.
Клеёнку в этот раз она не трогала, да и еда была совсем другая: из импорта на столе стояла только окружённая русскими закусками шведская водка.
Прохор снял телогрейку, повесил её на крючок за дверью и уверенно направился к рукомойнику. Сполоснув руки, он влажными ладонями пригладил волосы и сел за стол. Катя села с нами и, не дожидаясь кавалеров, налила всем водки. После первой стопки я посмотрел на Прохора — как ему этот заграничный продукт.
— Баловство, — сказал он, выпив водку как воду, и даже не закусив, встал, достал из телогрейки свой самогон и поставил на стол.
— Не могу я пить теперешнюю казёнку. Или химия разведённая, или как эта — ни вкуса, ни запаха, — он попытался налить мне своего убийственного пойла, но я прикрыл стопку рукой.
Тётькатя, похоже знакомая с прохоровым продукта, тоже предпочла «Абсолют», несмотря на выявленные в нём гостем недостатки.
— Ну, будем здоровы, — Прохор опрокинул самогон в рот и, дождавшись, когда и мы справились с этой задачей, налёг на закуски.
Катя упорхнула на кухню проследить за чем-то шкворчащем на плите. С появлением Прохора, она забыла про свои семьдесят и обрела прямо-таки девичью лёгкость, что зародило во мне подозрение, что тут не всё так просто.
— Ну, рассказывай, — тут было не до церемоний, любопытство распирало меня.
— А чо рассказывать? — Прохор налил нам из разных бутылок и, что-то пробормотав, махнул стопешник.
— Что за лабиринт? Почему я им отмечен? Да и вообще. Что ты за чудо такое? — я немного сорвался, но уж очень злило это непробиваемое спокойствие.
— Дай поесть, — оборвал он меня. — Разговор не пяти минут. Так что давай сначала подзаправимся.
Заправлялся он ещё с полчаса, обстоятельно сметая всё, что приносила Катя. Потом откинулся на спинку венского стула и глубоко вздохнул, как после тяжёлой, но необходимой работы.
Я ожидал, что сейчас он достанет кисет и свернёт вонючую самокрутку.
— Не, этим не балуюсь, — ответил он моим мыслям.
Тут я впервые пожалел, что со мной нет комба, который был занят какой то срочной работой в таинственном подземелье.
Мы вышли во двор и уселись на нагретой солнцем завалинке. Редкая тень от сиреневого куста уже доползла сюда и прикрыла нас от солнца своей ажурной шалью.