А эта женщина могла бы свести с ума любого мужчину. В ее глубоких и выразительных черных глазах Ричарди увидел много энергии. Она умна и понимает, что красива. Такая смесь сильнее любой взрывчатки.
— Сколько времени вы не виделись с вашим мужем, синьора? — спросил он.
— По-моему, три месяца, примерно с Рождества.
Ричарди внимательно взглянул на нее.
— Вам это кажется ненормальным, верно? Я это знаю. Но моя семейная жизнь никогда не была нормальной. С Арнальдо было невозможно иметь семью. Он… ему надо было бы жить одному. Вот именно. В сущности, мы были женаты только потому, что это удобно для него. Наш брак был полезен для его карьеры, тем более сейчас такое время, что невозможно делать карьеру и оставаться на виду без добропорядочной семьи. Значит, нужен брак, более того, хороший в глазах публики.
— А вы, синьора? Какую выгоду получали от этого вы?
Ливия, кажется, не заметила ядовитой насмешки в голосе комиссара. Она смотрела перед собой невидящими глазами и вспоминала прошлое.
— Какая выгода? Выгода быть женой величайшего гения всех времен и мужчины, которого любишь. То есть веришь, что любишь. А может, любила раньше. Вы женаты, комиссар?
— Нет, не женат. А как вы поженились? Расскажите мне об этом, синьора.
— Не знаю, как это вышло. За все эти годы я не вспомню ни одной минуты, когда бы чувствовала его моим. Конечно, был дом, мебель, праздники. Важные особы, партия, власти. Картины, статуи. И награды. И поездки. Улыбки для прессы, фотовспышки. И даже аэропланы. Спальные вагоны и снова улыбки. Но исключительно вне дома. В доме я только ждала. Ждала чего?
— А он? Что делал он в это время?
Ливия продолжала смотреть в пустоту, вспоминая свое одиночество.
— Он все время был в поездках. Когда возвращался, я возмущалась и требовала объяснений. А он: «Как ты смеешь? Знай свое место! Я живу, я великий Вецци. Дай мне жить, от пусти меня!» И любовь…
— Что же с любовью?
— Любовь кончается. Руки, которые обнимали тебя, превращаются в две перекладины забора и не пускают. Лицо, которое ты во сне ласкала своим взглядом, становится символом твоего конца и конца твоих надежд. И карьеры тоже. Я была хорошей певицей, вы это знаете, комиссар? По-настоящему хорошей. Я пела в Нью-Йорке и в Лондоне. И здесь, в Сан-Карло, в двадцать втором году пела «Итальянку в Алжире». Но я все это принесла в жертву на алтарь божественного Вецци. Не знаю, почему он женился на мне, не знаю, почему захотел именно меня. За минувшие годы я неоднократно задавала себе этот вопрос. Он мог получить любую женщину, какую хотел, — дворянку, наследницу огромного богатства, но захотел меня. Когда нас познакомили, я была невестой одного графа из Флоренции, но Арнальдо даже не обратил на это внимания. Он стал ухаживать за мной, засыпал розами, письмами, телеграммами. Он словно сошел с ума. Позже я видела его таким в других случаях. Когда он чего-то хотел, не важно, о чем шла речь, он не знал ни сна, ни отдыха, пока не получал желаемого. Так было и со мной.