Ричарди, предельно сосредоточенный, не сводил глаз с лица священника.
— А как он выглядел, падре? Во что одет, вы помните?
— На нем было пальто, черное, длинное. И белый шарф, который закрывал почти все лицо. На голове черная шляпа с широкими полями, надвинутая почти на глаза. Нет, лица я не видел. Но это точно был Вецци, а если бы нет, зачем тому человеку входить в его гримерную?
«Вот именно, зачем?» — подумал Ричарди.
* * *
Сначала появился ее запах. Ричарди поднял голову от отчета, который составлял, когда по его чувствам вдруг ударил этот особенный пряный запах дикого леса. За мгновение до того, как сознание связало запах с человеком, в дверях кабинета появился Майоне и объявил:
— Комиссар, к вам синьора Вецци.
Ричарди велел ее впустить, Ливия вошла в кабинет. Она была одета в строгий черный костюм с юбкой до середины икр, которая подчеркивала мягкие очертания ее бедер. Жакет, застегнутый до самой шеи, подчеркивал большую, но не тяжелую грудь. Пальто с меховым воротником она перекинула через руку, на плече на длинном ремешке висела сумочка. Шляпа немного сдвинута набок, черная вуаль поднята. На лице ни следа бессонницы, хотя, подумал Ричарди, Ливия вряд ли хорошо отдохнула этой ночью. Большие черные глаза, полные жизни, смотрели внимательно, легкий макияж смягчал их выражение. На полных губах порхала легкая улыбка.
— Каким я вас оставила, таким же вижу снова, комиссар. Вы не уходите из кабинета на ночь?
У Майоне, продолжавшего стоять в дверях, изогнулась бровь.
— Телом — да, синьора, но только телом. Как вы себя чувствуете? Вы в силах выдержать предстоящее?
— Конечно, комиссар. Для этого я и приехала, хотя мне будет трудно.
Ричарди велел Майоне приготовить к поездке один из трех автомобилей управления и предупредить доктора Модо об их визите.
Короткий путь до больницы прошел в молчании. Машину вел Майоне, это давалось ему не очень легко. Его ругательства по поводу неожиданных препятствий единственные нарушали тишину.
Ливия опустила на лицо вуаль и старалась тихо дышать. Она чувствовала присутствие Ричарди рядом, очевидно, он о чем-то напряженно думал.
Комиссар же в это время размышлял о том, что недавно услышал от дона Пьерино.
Совершенно ясно, человек, который толкнул священника, не Вецци. В этот момент тенор был уже мертв. А если и нет, то, несомненно, загримирован и запачкал бы гримом шарф, а на шарфе не было ни пятнышка.
Но тогда почему этот человек вернулся в гримерную? Почему, убежав через окно, не скрылся в темноте, а возвратился, рискуя быть замеченным? И наконец, как он мог быть уверен, что труп за это время не обнаружат? По-прежнему слишком много неясностей. Но Ричарди был уверен, что выиграл важное очко в своей партии против убийцы.