Среди сыпучих песков и отрубленных голов (Гартевельд) - страница 14

Бабисты обещают своим последователям воскресение из мертвых, путем переселения душ.

При всем этом царит полная терпимость к чужим религиям, и всякому бабисту предоставляется изучать все, что только он считает согласным с законом нравственности.

И часто можно видеть в руках бабиста книгу с наилучшим переводом Виктора Гюго, Тургенева и других европейских писателей.

Персидское правительство сначала терпело эту секту. Но скоро в черной и невежественной массе народа, да и у представителей шиитской церкви, возник протест против нового веяния.

У мусульманских священников это было, конечно, «jalousie de métier».

В конце концов, персидское правительство предприняло против бабистов репрессии, что и повело к волнениям.

В 1849 году Мухамед-Али был расстрелян, а среди его последователей персидские власти учинили жестокое кровопролитие. Тогда большая часть бабистов бежала из Персии в Россию, где к ним относятся, по крайней мере, равнодушно.

Несомненно одно, что мусульманскому миру придется еще считаться с этим учением и, весьма возможно, что в ветхое тело ислама только бабизм способен влить новые, жизненные соки; а если Персия с ее наукой и поэзией способна еще к возрождению, то это чудо совершат бабисты.

Школа их в Асхабаде находится почти в центре города. Я был прямо поражен любезностью начальника этой школы — Ахмета-Верди, когда безо всякой рекомендации явился к нему, просто в качестве любознательного иностранца.

Ахмет-Верди говорил со мною на очень плохом русском языке, но обнаружил довольно основательные познания во французском и английском. Что касается его наружности, то редко я видел такого красивого, величественного старца (лет 70).

Высокий, с длинными волосами и бородой почти совершенно белого цвета, он в моем воображении воскресил образ древнего пророка. При этом пара черных и добродушно смеющихся глаз сияла молодостью.

Он прежде всего угостил меня кофе с превосходным вином (бабистами вино не запрещается).

Беседовали мы с ним решительно обо всем — о разных религиях, о политике, об искусстве Востока и везде у него сквозила черта полной незлобивости и любви ко всему живущему.

Только тогда, когда разговор слегка коснулся экс-шаха персидского, Мухамеда-Али, в глазах старца что-то блеснуло, но сейчас же он успокоился и с улыбкой заметил:

— Не стоит говорить о таких людях.

Когда, прощаясь с ним, я выразил мое глубокое сочувствие бабизму, он, горячо пожав мою руку, сказал: «Все бабисты хорошие люди и все хорошие люди бабисты».

После секты и школы бабистов, самое интересное, что найдется в Асхабаде, это — областная случная конюшня.