Чувствуя, что его словно кипятком ошпарили изнутри, Комлев сел.
— Может, нашатыря в чаек? — спросил фельдшер.
— Крячко. Пойдемте со мной. Комлев поднялся и вышел с инспектором-дежурным на улицу.
— Как все это понимать, Виктор Иванович? Крячко помялся, посмотрел по сторонам. Потом, прокашлявшись, сказал:
— Вы у нас новый человек. И видать, трудно пока вам притереться к нашему коллективу.
— Вы мне скажите, это саботаж?
Крячко пожал плечами.
— Но вы же дежурный. Вы могли…
— Что я мог. Ну, что я мог. Мне год до пенсии всего остался.
— А я-то думал, что вы… — начал было Комлев. Но дежурный, явно уходя от продолжения разговора, повернулся к машине:
— А это что? Дверь будки забыли закрыть?
Подошли к автомобилю.
— Посветите! — попросил Комлев. — Не запереть бы там кого.
Крячко достал трубку фонарика и посветил. На металлическом полу кузова они увидели свежую грязь и несколько мелких картофельных клубней.
— Та-ак, — протянул Комлев, задыхаясь. — Вместо подбора пьяных за картошкой ездили! Это как называется, товарищ дежурный?!
— Я в вытрезвителе нахожусь. А где они мотаются, шут их знает, — заговорил Крячко подрагивающим голосом. — На связи были. По рации отвечали… Афанасий Герасимович! Христом-богом прошу, не втягивайте меня в эту катавасию. Я свои обязанности выполняю. А с ними разбирайтесь сами.
— Товарищ старший лейтенант! Соберите личный состав вытрезвителя утром на девять тридцать.
Крячко часто закивал головой:
— Это исполним!
Ровно в девять Комлев был уже в вытрезвителе. Зайдя к себе в кабинет, увидел приоткрытую дверь к начальнику. Появился Фуфаев. Протянул руку, коротко бросил:
— Зайди.
— Хорошо, — Афанасий сделал несколько шагов и присел. Поинтересовался:
— Как здоровье, Никодим Никодимович?
— Чье?
— Ваше.
— Мое — то ничего. А вот ты, думаю, здесь не совсем здоров. На людей кидаешься, говорят.
— Да они сами кого хочешь растерзают.
— Это по инструкции, — загыгыкал Фуфаев и закурил.
— Никодим Никодимович, сейчас у меня люди соберутся на совещание. Будем разбираться с делами. Как вы на это смотрите?
— Совещаться собираешься, — прогнусавил Фуфаев. — А не знаешь, что тебя от должности отстраняют… Будешь пока заниматься отправкой в профилакторий лечебный. И никакой самодеятельности. Никаких писем, справок. А совещание сам проведу.
Комлев потерянно вышел в свой проходной кабинет, через который к начальнику юрко стали по одному забегать сотрудники, не обращая никакого внимания на зама.
Ему вдруг стало жутко при мысли, сколько же наворочали милиционеры вытрезвителя и сколько еще они наворочают, и что само это учреждение по сути своей более вредное, чем полезное. Сколько ненужной и лишней обиды плодит оно в людях, сколько горечи. А он, Афанасий Комлев, ничегошеньки не может с этим поделать.