Десять вещей, которые я теперь знаю о любви (Батлер) - страница 143

Я погружаю пальцы в воду.

— Кажется, я не помню много хорошего о своей семье.

Даниэль расположился на бортике фонтана, сложив руки на коленях.

— Вы там с ней познакомились? — спрашиваю я.

— Что?

— Вы ведь говорили, что познакомились с мамой в галерее?

Он смотрит на Чаринг-Кросс-роуд. Я замечаю синий отблеск в его глазах и снова вижу его молодым. Красивый, стройный, слегка неуклюжий парень с доброй улыбкой. Интересно, он был женат? Интересно, как мама поступила с ним?

— У меня была ее фотография, — говорю я. — Лежала в рюкзаке. Но он потерялся, когда я летела обратно.

— И его так и не нашли?

Я вынимаю руку из воды, забрызгивая все вокруг:

— Я не спрашивала. Наверно, это глупо, но я просто не смогла. Может, потому, что отец… — Я слегка улыбаюсь. — Надеюсь, фото в итоге окажется в каком-нибудь местечке поинтереснее пыльного склада в Хитроу. Где-нибудь, где есть хорошие пляжи… может, на Ямайке, Суматре или Маврикии.

— Ты очень похожа на нее.

Даниэль так сильно сжимает руки, что кожа на них белеет.

— Однажды я влюбился, — говорит он, потирая подбородок. — Но ничего не вышло.

Он опускает взгляд.

— Так иногда бывает, — отзываюсь я.

— Я так и не смог расстаться с этим чувством.

В его голосе звучит сомнение. Будто он сам в этом уже не уверен.

— Тогда я начал ходить, — говорит Даниэль. — Я ходил часами, днями напролет, пытаясь все забыть. А потом я научился видеть, научился подмечать разные вещи.

Он немного подвигается ко мне. Я чувствую запах его кожи, запах пота в складках одежды.

— А потом я научился замирать на месте. — Он смотрит на меня так, будто сказал что-то значительное. — Вот что самое главное — замирать на месте.

Я смотрю, как туристы снова и снова делают одинаковые снимки. Мне приходит в голову, что на некоторых фото будет видно и нас с Даниэлем — как мы стоим и разговариваем у фонтана. Эти люди перебросят свои фотографии на компьютеры во Франции, Америке, Новой Зеландии, и там будем мы — застывшие, незаметные, но все же существующие в этом мире.

— Если замереть на месте надолго, то оно раскроется перед тобой. Пусть далеко не сразу, но рано или поздно ты нащупаешь основу, и вот тогда почувствуешь себя как дома, — говорит Даниэль.

Я чувствую, как слезы быстро и неожиданно выступают в уголках глаз. Сжимаю губы и перевожу взгляд на американских подростков в футболках с надписью «Я люблю Лондон», завязанных узлом на животах.

Убедившись, что не заплачу, я поворачиваюсь к Даниэлю. Он смотрит куда-то вдаль, лицо его безмятежно.

— Я рада, что встретила вас.

Не знаю, почему я это сказала. Он поворачивается ко мне, улыбается, а потом берет за руку. Я удивляюсь грубому прикосновению его кожи, хотя ощущала его и раньше. Смотрю вниз: на свои пальцы, унизанные серебряными кольцами, потом на его руку — мужественную, мозолистую, но такую искусную, способную сделать цветок из крошечного клочка бумаги.