— Успокойся, — потрепал Сеньку по рыжим вихрам. — Денег я у тебя не отберу. Заработал — владей.
— Как же, — проворчал мальчик. — Так мне батя их и отдаст. Поди, на брагу все спустит.
Он снова шмыгнул носом и утерся рукавом. Игнат с любопытством и жалостью вгляделся в его лицо — конопатое, не по годам серьезное. Такие лица он встречал в интернате. Рано повзрослевшие, эти дети уже были сиротами, даже имея живых родителей — те или спились, или отбывали наказания на каторге, или же вовсе отреклись от собственных отпрысков, как от ненужной обузы. И оттого доля таких детей была не менее горька, чем у полных сирот, вроде самого Игната. И оттого он снова протянул руку, чтобы ободряюще потрепать мальчишку по плечу.
— Так отведи меня к бате, — предложил Игнат. — Я сам с ним поговорю. Очень уж мне часы твои понравились. Я бы еще диковинок прикупил, если имеются.
Сенька недоверчиво поглядел исподлобья, словно проверяя, не врет ли этот странный молодой пан? Потом ответил:
— Да этого добра у нас навалом. Только расходится плохо. Уж больно затейливые штучки. А ты перепродавать, чай, возьмешься?
— Может, и возьмусь, — усмехнулся Игнат и протянул мальчику ладонь. — Если с батей договоримся. Так по рукам?
Сенька сопел, думал.
— Ты только вором меня не кличь больше, — буркнул он, не торопясь пожимать протянутую руку. — Я в жизни своей ничего не украл! Слышишь, пан? Не украл и не собираюсь!
Он вскинул подбородок, и теперь уже совершенно сухими глазами с вызовом глядел прямо в лихорадочно блестящие глаза Игната. Тот ждал, не опуская руки, и чувствовал невольное уважение к этому маленькому, рано повзрослевшему мужичку, а потому сказал серьезно и искренно:
— Прости меня, Сень. Виноват. Не буду больше на тебя поклеп возводить. Веришь?
Сенька вздохнул, а потом лицо его разгладилось, в уголках губ появились ямочки.
— Ладно уж, — проворчал он, будто нехотя. — Верю.
И только потом неторопливо, по-взрослому пожал протянутую ладонь.
По дороге они разговорились.
Сенька жил с отцом недалеко от станции, и время от времени бегал сюда продавать "затейливый штучки", как он сам называл привезенный отцом товар. Откуда они появлялись и что собой представляли вообще — мальчик не знал, только рассказывал, что в основном это были колбочки, подсвечники и часики "блестючие, как у тебя, пан". Именно их с наибольшим удовольствием разбирали заезжие гости, а прочее добро и вовсе спросом не пользовалось, так и лежало на заднем дворе грудой ненужного хлама.
— Так откуда, говоришь, их отец привозит? — с нескрываемым любопытством переспросил Игнат.