— А-а… — протянул он и скривил губы в усмешке. — Заметил? Мы пару верст уже параллельно идем.
— Что это? — спросил Игнат и напряженно вгляделся в туман.
Словно отвечая на его вопрос, чья-то невидимая ладонь вытерла с горизонта белесую хмарь, как меловой след с грифельной доски, и перед взволнованным взором Игната предстала изгородь.
Не было ей конца и не было края, и, змеясь между соснами, она выныривала из туманной мглы и уходила в нее же. Высотой забор превосходил два человечьих роста, а поверху парными кольцами была протянула колючая проволока — совсем как та, на которую напоролся Витольдов внедорожник.
— Вот тут и начинаются запретные земли, — с привычной усмешкой пояснил Эрнест. — Эта стеночка от таких, как мы с тобой, полвека назад выстроена. Только не охраняется давно. Да и что там охранять? Теперь-то от базы одни развалины остались…
— От какой такой базы? — спросил Игнат.
— Военной, — ответил Эрнест, подумал и добавил, — а, может, научной. Кто знает? В любом случае, сейчас там ничего интересного нет. Что было — то давно чистильщики вывезли. Но ходят легенды, что кое-что осталось. И окончание эпидемии чумы было тому подтверждением.
Туман начал сгущаться снова. Рыбья чешуя изгороди поблекла, пошла акварельными разводами, и вскоре скрылась за уплотнившимся туманом.
— В отчетах, конечно, писали о том, что стараниями эпидемиологов был погашен очаг, — продолжил Эрнест. — Чистильщики, в том числе и мой дед, были представлены к наградам. Да только правду знали единицы. Знали и молчали. Потому что о таком не расскажешь. Да и как сказать, подумай сам? Мол, пришел из тайги немытый шаман, нашептал на воду и всю заразу как рукой сняло? А ведь так оно и было, если верить моему деду.
— Какой такой шаман? — переспросил Игнат, а сам оглянулся через плечо, где в тумане еле просвечивали тугие кольца проволоки, как тело гигантского полоза.
— Самый натуральный, — осклабился Эрнест. — Вроде, местные жители слыхали о нем, будто живет глубоко в тайге колдун, который будущее видит и любую болезнь лечит. И лет ему столько, что, наверное, он самое начало первой войны помнил. Вот и пришел в Полесье. А к тому времени дед сам заразу подхватил и уже не надеялся, что выживет. Говорит, что в бреду лежал, рядом с такими же зачумленными, в той самой ставкирке, как на погосте. И вошел человечек — сам сухонький, сморщенный, едва мхом не поросший. И начал в бубен свой бить, песни петь да подпрыгивать — камлать, значит. А потом над дедом склонился, и чем-то сбрызнул его, в рот влил, а потом сверху какой-то пылью посыпал. И тоже самое с каждым проделал. Да и не только с живыми — а и с теми, кто день как умер. И знаешь, что? — Эрнест метнул на Игната хитрый взгляд, будто приглашая его приобщиться к некой тайне. — В тот же вечер дед мой выздоровел. И все другие выздоровели. И это еще не самое удивительное: чудеса начались, когда мертвые встали.