Эрнест засмеялся, довольный своей шуткой. Но Игнату смеяться не хотелось — от одной мысли об оставленных позади мертвецах морозным страхом сводило сердце.
— Почему никто не обнаружил это подземелье раньше? — задал он мучавший его вопрос.
— Кто знает, — откликнулся Эрнест. — Может, приказа такого не было. Или помешал обвал, или случай помешал.
Они замолчали. Пятна света подрагивали, терялись в океане кромешного мрака и тишины, и черные тени начали подниматься из глубины, разрезая отравленный воздух искривленными плавниками.
— Вот что, парень, — наконец, сипло проговорил Эрнест. — Давай-ка убираться отсюда поскорее, пока чего худого не случилось. Вот, кое-что уже на руках имеется, — он похлопал ладонью по животу, куда спрятал найденную тетрадь, и голос его задрожал от возбуждения. — Осталось только потаенную дверку отыскать, которую ключик отпирает. Чую, совсем рядом мы.
Игнат медлил. Следил, как горбатые тени акулами ходят по кругу. А, может, и не тени это были, а призраки минувшего — вот шевельнется сейчас мертвец, поднимет слишком тяжелую для раздробленных позвонков голову, клацнет костяными челюстями, пытаясь донести до незваных гостей свое последнее предупреждение: "Благими намерениями дорога в пекло вымощена". И завздыхают, заворочаются мертвые уродцы в своих прозрачных колбах, жалуясь на холод и вечную тоску.
— Да что же ты? — усмехнулся Эрнест. — Никак, испугался?
Игнат моргнул, тряхнул лохматой головой.
— Нет… Не то совсем. Думаю, не по-христиански это. Правильно написал тот человек: единые законы творят весь наш мир, а если отойти от них на темную дорожку — то поплатишься жизнью или еще хуже — добрым своим именем и бессмертной душой.
— Дурак ты, как есть! — в сердцах сплюнул Эрнест. — Ведь ни золото, ни слава нами не движет. Не с корыстными целями мы сюда пришли, а с чистыми помыслами.
— Эти вон, — Игнат кивнул на окостеневший скелет, — тоже чистыми помыслами прикрывались. Тоже в Бога играли.
— Ну, как знаешь, — Эрнест поднял с земли рюкзак, водрузил его на спину. — Только не в моих привычках от цели отказываться, когда она уже перед носом маячит. Пусть сам сгину, а сына на ноги поставлю. А ты вот о чем подумай. Выходит, зря ты своей душой рисковал, от нави муки терпел. И кто, как не ты, деревню от напасти спасет? Не давши слово — крепись, а давши — держись. Так-то, чертенок.
Ухмыльнувшись, Эрнест обошел Игната и пошагал к завалу. И показалось — потекла за ним горбатая тень, чернее и уродливее прочих, будто идущая по пятам тьма наконец-то настигла их и пометила чело — но не Божьей благодатью, а проклятьем.