Игнат вздохнул, закашлялся. Запах земли стал отчетливее, к нему почему-то примешивался другой — удушающий, гнилой запах разложения.
"Разве так пахнет молоко?" — подумал Игнат.
Он сделал над собой усилие и открыл глаза.
Комната была наполнена туманом. Стены качались и таяли, будто были сотканы из невесомых паутинных нитей. И все предметы вокруг — облупившаяся печь, платяной шкаф и стол, — дрожали и расплывались в туманной мгле. Но тем отчетливее из этого колышущегося марева выступала надломленная фигура Званки.
Игнат сразу узнал ее и понял, что она всегда ждала его. Она всегда была здесь — молчаливая, неподвижная (как те неподвижные тени у плетня). Мертвая.
(…- А она тоже здесь похоронена?
— Здесь. То, что осталось…)
А осталась от Званки груда переломанных костей и изуродованной плоти. Кукла, которой позабавились, сломали и выбросили за ненадобностью.
Только теперь кто-то завел эту куклу снова.
Званка была облачена в белый погребальный наряд — длинную, до пола льняную рубаху. Ткань, уже подернутая тлением, по краям темнела и рассыпалась. Косы (эти солнечные, пышные косы Званки) лежали на худых плечах, будто мертвые змеи. В них были вплетены бутоны искусственных роз.
Званка сделала еще один шаг. Ее острые ключицы, выступающие в широкий вырез рубахи, заходили ходуном. До Игната долетел еле слышимый звук ломающегося хвороста…
(…или костей).
Покойница шагнула снова. Шаг получился скользящим, неровным. Тело мотнуло в сторону, и Игнат с ужасом увидел, как верхняя часть Званки сместилась вперед с протяжным мокрым хрустом. По ткани погребальной рубахи где-то в районе Званкиного живота начали расплываться темные гнилые пятна.
"Я сплю, — подумал Игнат. — Я сплю и вижу плохой сон".
Он хотел открыть рот. Может быть, позвать кого-то на помощь. Но язык прилип к высохшей гортани.
Мертвая девушка теперь стояла в ногах. Верхняя часть ее тела была скошена на бок, и рубаха провисла, лежала на ее груди изломанными, какими-то неправильными складками. Вывернутые из суставов руки свисали, будто усохшие ветки.
Потом ее лицо стало кривиться и мелко подергиваться. Черты смазались и поплыли, как оплывает воск с горящей свечи. Углы губ дернуло в стороны, и между ними прорезалась косая щель.
— М…м… — протяжно простонала мертвячка.
На Игната дохнуло смрадом болотной тины и прелой земли. От страха показалось, что и он сам омертвел тоже. Что его душа отделилась и теперь крепится к его телу на каких-то невидимых тончайших нитях.
— Мм… — снова выдохнула Званка.
Черная щель ее рта округлилась. С посиневших губ на подбородок выплеснулась густая и темная жижа.