Когда я подходил к нашей позиции, я уже понимал, что каким-то образом должен довести дело до конца. Но как? Мне надо было узнать, прав я или нет. Решение-то принять легко, но что я мог сделать, если я был ограничен в передвижении, а все мои связи с внешним миром находились под надзором? Да и вообще, разве не более вероятно, что прав Уинтон? Штаб, как выразился он, сам в состоянии разобраться, насколько надежна информация немецкого пилота. Что же касается Вейла, то Уинтон близко знаком с ним уже несколько лет, а я же знаю об этом человеке лишь со слов других. Продолжать расследование, когда и оттолкнуться-то не от чего, казалось нелепостью.
Войдя в барак, я обнаружил, что большинство ребят из нашего расчета уже вернулось и заправляет постели. Было почти девять. Я нервничал. Я полагал, что всем уже известно о случившемся и что они станут наблюдать за мной, чтобы посмотреть, как я буду себя вести. Я прошел прямо к своей койке и принялся ее заправлять. Кэн глянул на меня через всю комнату.
— Ну, что надо было Малышу? — спросил он.
— А, ничего, — ответил я.
Настаивать он не стал. В девять мы вышли на позицию. Фуллер все еще не появлялся. Там были только Кэн, Четвуд, Мики и я.
— Где Лэнгдон? — спросил я.
Это было непохоже на него — опаздывать на смену.
— Его вызвали в канцелярию, — ответил Кэн.
Я помолчал, глядя через летное поле. Небо на западе было очень красивое… и чистое. Вскоре начнется еженощная процессия.
— Кто даст мне сигаретку? — спросил Мики, обращаясь сразу ко всем.
Раздался взрыв смеха.
— Опять? — в сердцах воскликнул Четвуд. — Почему ты не покупаешь их хотя бы иногда?
— Хотя бы иногда! Ничего себе! Не далее как утром я купил целых десять штук.
— Значит, ты слишком много куришь.
— Тут ты прав, браток. Ты знаешь, сколько я выкуриваю за день? Двадцать штук!
— Боже милостивый! — отозвался Кэн. — Значит, в неделю мы поставляем тебе семьдесят сигарет. Почему же, в таком случае, ты не покупаешь себе сразу двадцать вместо десяти?
— Я их слишком быстро курю, вот в чем дело.
— Ты хочешь сказать, что недостаточно выкуриваешь наших?
— Ну, раз уж вы такие простофили. — Он улыбнулся — его вдруг потянуло на откровенность. — Говорю вам, пока в мире есть хоть один простофиля, голодать мне не придется.
— Ну-ну, мы значит, простофили. Так? Мы этого не забудем, Мики!
— Ну, все равно, дайте мне сигаретку. У меня нет ни одной — честно, нет, а я прямо умираю, так курить хочется.
Его просьбу встретили молчанием.
— Не очень хороший прием, а, Мики? — засмеялся Четвуд.
— Ну что ж, браток. — Он вытащил старый «бычок». — Дайте-ка огоньку кто-нибудь.