— А? — тупо переспросил я. Мозг никак не мог осмыслить то, что совершено четко уловил слух.
— С тобой хочет поговорить девчонка из ЖВС. Она ждет возле окопа.
Я почувствовал, как мое тело вновь наливается силой.
— Иду, — сказал я, бросил одеяло, которое расстилал, и вышел на улицу.
И правда, это была Марион. Подойдя к ней, я не нашел ничего лучшего, как спросить:
— Узнали, когда у нее день рождения?
Я понимал, что пытаюсь скрыть нервозность и оттого говорю так резко.
— Узнала, — ответила Марион. В ее взгляде мелькнула растерянность, или мне только показалось. — Он был бы в воскресенье.
— То есть завтра?
Она кивнула.
Близость опасности привела меня в равновесие. Я молчал, «Завтра», конечно же, следует понимать как «завтра утром». Чтобы вывести из строя аэродром с истребителями, нужен воздушный десант, и его почти наверняка выбросят на рассвете. Времени оставалось совсем мало, меньше двенадцати часов.
— Что с вами? — спросила Марион.
— Так, ничего. Просто если я хочу что-то сделать, надо спешить. А я даже не знаю, что предпринять.
— Я не об этом. Я знала, что вы встревожитесь. Но когда вы вышли ко мне, у вас был очень странный вид.
— Простите, — проговорил я, внезапно почувствовав, что боюсь потерять своего единственного союзника. За стеной слов, которые мы говорили друг другу, незаметно возникала какая-то близость, но связывающая нас паутинка казалась слишком непрочной, слишком тонкой и эфемерной. — Просто я устал и очень встревожен.
— Может, лучше рассказать все, что вы знаете, Уинтону. Или еще кому-нибудь из начальства? — с мольбой в голосе спросила она.
— Разумеется, только что я, собственно, знаю? Ровным счетом ничего. Я уже говорил с Джоном Найтингейлом. Слава богу, он хоть не стал смеяться надо мной! Нет, в этом отношении я сделал все, на что был способен, дальше придется действовать на свой страх и риск.
— Но что вы можете?
— Не знаю. Надо будет сегодня же ночью добраться до этой фермы Коулд-Харбор.
— Да, но каким образом? Увольнительную вам никто не даст, верно?
— Верно. Остается только самоволка. Придется рискнуть.
— Нет! — страх в ее голосе как-то странно взволновал меня. — Нет, вас могут подстрелить!
— А мне не привыкать, — с нервным смешком заявил я. — В меня уже два раза стреляли.
— Барри! — Марион стиснула мне руку. — Вы шутите! Вы ведь шутите, да?
Я рассказал ей о пуле, попавшей в затылок моей каски во время налета накануне, и о пулеметной очереди, которая прошла мимо утром возле капонира.
— Почему вы не доложили офицеру? — спросила Марион.
— Да потому, что не могу ничего доказать! — вспылил я.