— Тебя, Кира, — сказал он.
Кира Викторовна взяла трубку.
Говорила мать Андрея. Ее голос Кира Викторовна сразу узнала. Вначале не могла понять, о чем она говорит.
— Он уничтожил скрипку…
— Как — уничтожил?
— Я у него спрашиваю, где скрипка? А он говорит, нет ее совсем. Я растерялась. Я вот к вам прямо ночью… Я не понимаю, как мне… как ему…
— А где он сам? — спросила Кира Викторовна. Она вдруг почувствовала, что тоже растерялась. Может быть, впервые в жизни.
— Он дома. Он сказал, что с музыкой у него все покончено. И больше не захотел говорить. — Слышно было, как она борется со слезами. — Кто в этом виноват? Я не понимаю! — вдруг закричала она с болью в голосе и уронила на рычаг трубку.
Кира Викторовна медленно положила трубку, потом встрепенулась и начала быстро одеваться.
— Ты куда? — сказал Перестиани и схватил ее за руку.
— Андрей Косарев что-то натворил. Я должна немедленно поехать к ним.
— Не смей. Во-первых, двенадцать часов ночи. Во-вторых, успокойся. Хватит экспериментов. — Григорий едва не силой отобрал у нее шубу. — Кира, успокойся. Сядь.
— Я не могу. Я должна…
— Ты должна подумать вообще, что ты делаешь. Я давно хотел с тобой поговорить. Ты сама неровный, экспансивный человек. Ты навязываешь им свою волю, свое понимание и отношение к музыке. Запрягла этих двоих в одну упряжку, потому что тебе так хочется. Тебе хочется видеть их в таком качестве. Тебе, а не им самим. Кира, ты меня слышишь?
Она сидела на круглом табурете прямо на своей шубе. Она была похожа на девочку, которую привели с вечернего спектакля, и теперь она очень устала.
— Я слушаю тебя, — сказала она.
— Хорошо, в другой раз.
— Что — в другой раз?
— Поговорим о тебе.
— Сейчас поговорим.
— В другой раз.
— Нет, сейчас. Другого раза не будет, потому что я опять буду прежней. Принеси сигареты.
Григорий принес сигареты, и она закурила. Он сел напротив на круглый табурет. Пепельницу он поставил на пол.
— Говори, я слушаю.
— Сегодня я наблюдал за тобой.
— Ну?
— Ты помнишь, как ты ушла со своего последнего выступления?
— Помню.
— И я помню. Это похоже на то, что произошло сегодня.
Она не ответила. Стряхнула с сигареты пепел.
— Не в такой степени, конечно. Но все-таки. Ты повернулась и пошла за кулисы. Ты отказалась от исполнительской деятельности. И сразу. А теперь ты что делаешь? Ты заставляешь их выступать в таком качестве, как тебе того угодно. Бегаешь, разыскиваешь. Ты их выволакиваешь на эстраду. Составляешь ансамбль.
Она продолжала молча курить.
— Тебя предупреждали не делать этого. Изменить в крайнем случае состав. Или вообще выпустить от класса одного исполнителя. Они должны быть исполнителями. Это прежде всего. Я так понимаю. Ты должна готовить солистов. Ты сама была солисткой.