– Шарль! – закричала истошно Анна и бросилась к своему любовнику, но Габриэль оттолкнул её.
– Кто тебя прислал? – закричал он, хватая умирающего де Лорма за ворот рубашки, – скажи мне!
– Оскар, – прохрипел де Лорм, – он сказал, что ты шантажируешь Анну, чтобы затащить её в постель.
– Клянусь, у меня даже мыслей таких не было!
– Теперь уже всё равно.
– Где Оскар?
– Там, – ответил де Лорм и потерял сознание.
– Будьте ты проклят! – закричала виконтесса, кидаясь с кулаками на Габриэля.
– Проклинайте своего отца!
Габриэль со шпагой в одной руке и пистолетом в другой бросился на улицу, но Оскара, разумеется, там уже не было.
Дорога не была ни широкой, ни узкой; ни трудной, ни лёгкой; ни длинной, ни короткой; ни людной, ни безлюдной… Она была живой, подвижной, изменяющейся после каждого шага. Она была нигде и повсюду. Можно было повернуть в любую сторону, и дорога поворачивала вместе с идущим. Можно было бежать по ней вприпрыжку, идти прогулочным шагом, остановиться и стоять, сесть на обочине, лечь поперёк дороги… Можно было практически всё, и дорога подстраивалась под каждое движение. Но у неё была своя логика, своё видение, своя цель… Логика, которая не была логикой; видение, которое не было видением; цель, которая не была целью. Дорога существовала вне слов и понятий.
Дорогу надо было чувствовать, понимать, знать, куда она хочет вести. Иначе… По ней можно было годами карабкаться из последних сил в гору, брести среди бескрайних песков или пробираться через непроходимые джунгли, а можно было сделать всего один правильный шаг и оказаться в прекрасном саду, в дорогом ресторане или на весёлой пирушке среди друзей.
У дороги были свои ценности. Так многие вещи, кажущиеся очень важными и безотлагательными, вообще не влияли на дорогу, и наоборот, какая-то мелочь, ерунда, безделица могла в корне изменить всё.
В конце дороги путника ждал дом. Он был построен в виде идеальной геометрической фигуры, которая была всеми фигурами одновременно и каждой в отдельности. Это зрелище невозможно описать, как невозможно описать и саму дорогу. У парадного входа прямо на лужайке перед мраморной лестницей сидел человек и пил чай. Это был Джеймс в костюме слуги. Он встречал гостей.
– Не желаешь чашечку чая? – спросил он Габриэля, когда тот подошёл к дверям дома.
– С удовольствием, – ответил Габриэль, присаживаясь рядом с ним.
Как и положено было в дороге, его остановка резко переменила картину. Лужайка превратилась в беседку, вокруг которой благоухали цветы.
– К этому трудно привыкнуть, как и к дороге, – сказал Джеймс.