На другой день герцогиня приехала к коадъютору со своей дочерью Шарлоттой, очаровательной девой-гренадером, прелести которой покорили даже довольно закаленное сердце честолюбивого коадъютора.
– Какой счастливый случай доставляет мне удовольствие видеть вас? – воскликнул Гонди, принимая их в своей часовне.
– Я приехала к вам по делам, – сказала герцогиня, – потому что нельзя терять времени.
– Ах, герцогиня, времена очень изменились, и обещания не были сдержаны даже на первых порах.
– Значит, вы все еще желаете получить кардинальскую шапку?
– Принцы де Кондэ, де Конти и принцесса де Лонгвилль противились этому. Потом они были арестованы, заключены в Гавр, где оплакивают свою неволю в узах…
– Заключение, сопровождающееся всем великолепием их дворцов, как в Париже! Это значит, что они не очень достойны жалости.
– Я их не жалею, но обещания не сдержаны – и опять все за то же, двор с некоторого времени делает только глупости. Кардинала Мазарини чуть было не зарезали нынешней ночью.
– А герцога Бофора прошлой ночью. Мне это уже известно.
– И по этой причине вас подсылают ко мне. Ну, говорите прямо.
– Неужели же, монсеньор, вы не на шутку чувствуете теперь такое глубокое презрение к кардинальской шапочке?
– Нельзя сказать, но есть важные препятствия тому, чтобы эта шапочка досталась мне.
– Что за препятствия? – спросила герцогиня.
– А те, что принцы де Кондэ, де Конти и де Лонгвилль поклялись, что восстанут всеми силами даже против намека предложить мне ее когда-нибудь.
– Но они в заключении?
– Ну, так что же?
– А то, что вы не должны больше чувствовать отвращение к возможности примириться с…
– С кем бы это? – спросил Гонди, улыбаясь.
В эту минуту девица де Шеврез уронила платок, и коадъютор, как следовало вежливому кавалеру, поспешил поднять его. Подавая платок девице, прославившейся тем, что тронула его сердце, он почувствовал легкое пожатие руки – как бы в знак предупреждения. Хорошо, что он сумел понять и правильно растолковать простое движение – по близорукости он не заметил таинственных знаков, которые ему делала прекрасная Шарлотта при первом вступлении в его комнату.
– Ну, с кем же иначе? Разумеется, с кардиналом Мазарини, – закончила герцогиня Шеврез.
– Герцогиня, – отвечал коадъютор, – очень вероятно, что шапочка будет вознаграждением за это прекрасное примирение. Но согласитесь, хотя я очень спокойно живу в стенах этого замка, кто знает, нет ли в них какой-нибудь слабой стены, куда приложилось теперь чуткое ухо с намерением доложить принцу Кондэ, что предводители Фронды выказывают пренебрежение к милостям двора лишь потому, что в действительности они для них недосягаемы.