Ветер истории #1 (фрагмент) (Шилкин) - страница 9

Без особой суеты солдаты направились куда-то к краю деревни. Снаряды уже рвались довольно часто. Внезапно рвануло в соседнем дворе. Снаряд снес сарай и разметал поленницу. У меня еще не было рефлекса падать и я, присев, смотрел как прямо в меня летит полено. Оно вскользь ударило по голове. В глазах вспыхнули звезды, за шиворот щекотно скользнула теплая струйка, а сознание уходя вздохнуло: "ну вот тебе и легенда".

Я лежал в койке, смотрел в потолок и крутил на пальце обручальное кольцо. Было грустно. До сих пор мне было не до самокопания. Сперва надо было выбраться к людям, потом выбраться к своим, где во весь рост встала проблема легализации, но вот наступил радостный день когда все безотлагательные проблемы решены и появилось наконец время предаться депрессии.

После пустякового, в общем-то ранения, я долго "не приходил в сознание", а придя ничего не помнил и никого не узнавал. Собственно, "никого" – это поручика Иванова. Он уже сутки лежал в госпитале и доктор приводил меня к нему в надежде, что встреча пробудит мою память. Как оказалось, история о герое в кальсонах уже разошлась по всем тылам и санитары, доставившие меня сюда, сразу же сообщили всем, что привезли "того самого из лесу". Так что встреча наша с поручиком была неизбежной.

Уже по его предложению, меня переселили к нему, где и познакомились по-настоящему. Звали поручика, кстати, Николай Васильевич. Совсем как Гоголь, только Иванов. Вчера в палате появился новый пациент и я в третий раз выслушал историю нашей героической эпопеи. История с каждым разом становилась интересней, веселей и героичней и с каждым разом я узнавал о себе много нового. Например, в варианте Иванова я выбегал на дорогу в нижнем белье. Вообще, германская униформа ни разу не была упомянута. То ли факт переодевания казался поручику неблагородным, то ли ему так интересней казалось. Моя роль в захвате и последующем бое всячески выпячивалась. Видимо так Николай проявлял гостеприимство. Заодно узнал, что броневики были не германскими, а бельгийскими "Минервами". Мои впечатления о них оказались верными. Это действительно были наскоро бронированные легковушки. Ну и славно, а то я уж было усомнился в сумрачности тевтонского гения. Ни тебе крыши, ни даже дверей.

Еще одним плюсом моей амнезии была возможность не только задавать любые самые странные вопросы, но и выучить "заново" нынешнюю грамматику. Ну или по крайней мере попытаться выучить.

В общем, жизнь потихоньку налаживалась и вот теперь я лежал и грустил. Причин для грусти хватало, но главной была Светка – моя жена. Вроде и не было у нас красивого и бурного как в кино романа, но мы любили друг друга и были счастливы спокойным уютным обывательским счастьем. Теперь мне ее не хватало, да еще в голову лезли дурацкие мысли, что раз она еще не родилась и следовательно, среди живых ее нет, то я настоящий вдовец. Тем более, что она могла и вовсе могла не родиться, ведь какие-то изменения в историю я уже внес. С другой стороны она же не умирала, это я пропал для нее и вдовой надо считать ее. Мысли эти казались мне идиотскими и неуместными как спор адвокатов над могилой, но избавиться от них я не мог. Да ну, нафиг! Планы на будущее что ли посоставлять? Вот тоже проблема. Ни образования, ни профессии, а впереди две революции и гражданская война. И куды попаданцу податься? В спасители Отечества я не гожусь, харизмы не хватит, да и причины у грядущих бедствий были слишком глубокие и масштабные чтобы можно было их отменить. К большевикам податься? С одной стороны резоны веские – они победят и можно сделать карьеру уже в СССР. С другой стороны, их еще найди этих большевиков, да и что я им могу предложить серьезного? Для пропагандиста нужны знание местных реалий, тонкое понимание чаяний и настроений масс и опять же харизма. Знания будущего? Ага, прихожу такой на явочную квартиру и говорю – я, мол, из будущего и все знаю. Главное тут то, что я пока никто. Просто контуженный поленом пациент не помнящий даже собственного имени. Хотя имя мое мне уже сообщили. Можно попробовать использовать наметившееся приятельство с Ивановым и пристроится к офицерству. Но этот вариант мне тоже не нравится. Во-первых, надо воевать, а это опасно; во-вторых, очень скоро быть офицером или даже другом офицера станет опасно само по себе; в-третьих, впереди все та же гражданская война, а Россию в ней, как ни крути, защищали красные. Может белые и думали иначе, но вот интервенция все по местам расставила. Нельзя защищать Отечество и одновременно участвовать в его оккупации. Да и не зовут меня в офицерство пока что. Да уж, даже прожектерством не получается заняться. В курилку сходить, что ли? Сам я не курил, но беседка во дворике была еще и чем-то вроде клуба, где молодые офицеры обсуждали новости, женщин, оружие и даже запрещенную им политику. Вот тоже глупость – офицерам высочайшем указом запрещено интересоваться политикой. Потом будут удивляться, что на простые вопросы распропагандированных солдат офицеры смогут ответить только кулаками и угрозами с соответствующими результатами. И это в лучшем случае. После страшных потерь комсостава в пятнадцатом году, в армии появилось множество "офицеров военного времени". Их набирали из обычных гражданских с образованием. Мало того, что эта интеллигенция была в духе времени, крайне политизирована, причем либерально, так еще и руководить людьми они не умели. В итоге сперва распускали солдат либеральными заигрываниями, а потом, обнаружив, что с народом им традиционно не повезло и не умея поставить подчиненных на место распускали руки и истерили в разы больше кадровых.