— Впрочем, — обратился он к брюнеточке, — можем вспомнить вашу юность. Тем вином, каким вы пожелаете.
— А чего ее вспоминать, она не прошла еще! — засмеялась брюнеточка.
— Тогда мы ее отпразднуем!
— Между прочим, — сказала продавщица, — у нее в самом деле именины сегодня. Вера, Надежда, Любовь — на тридцатое сентября приходится.
— Замечательно! Так вы кто — Вера, Надежда или Любовь?
— Я Нина вообще-то. Но меня Верой крестили. Крестить-то крестили, а отец заупрямился, Ниной назвал. Ничего, мне нравится.
— Мне тоже. Итак?
— Вы про мартини говорили? Годится!
Продавщица отодвинула в сторону портвейн и шустро поставила перед ним две литровых бутылки.
Илья мысленно гмыкнул, но, делать нечего, расплатился.
— Приглашаю обеих к себе, это в двух шагах! Дом двадцать три, квартира три, — уточнил он, чтобы девушки не боялись.
— Составь человеку компанию! — посоветовала подруга брюнеточке. — А я, может, потом загляну. Сейчас нельзя, хозяева проверяют, собаки. И покупатели идут еще.
Брюнеточка пожала плечами и сказала:
— Ладно уж!
Илья нисколько не суетился, балагурил, смешил брюнеточку. Привел домой, стал угощать тем, чем намеревался угостить Бориса. Налил ей полный стакан и поднял свой:
— За тебя, Вера, Надежда, Любовь!
— Годится! — сказала брюнеточка, выплюнула на ладонь жвачку, которую до этого жевала, прилепила ее к краю стола и, чокнувшись с Ильей, выпила.
— А второй на брудершафт! — воскликнул Илья.
— Годится, — согласилась брюнеточка.
Илья подошел к ней с полными стаканами, вручил ей, они переплели руки (брюнеточке, судя по всему, не впервой было на брудершафт пить), они выпили, Илья поставил стаканы и поцеловал брюнеточку. Не прерывая поцелуя, он подхватил ее, необыкновенно легкую, и понес на свой диван-кровать, который, будучи куплен и разложен лет десять назад, с тех пор ни разу не складывался, потому что в нем при первом же раскладывании что-то навсегда намертво заело. Брюнеточка, гибкая, как змейка, выползла из одежды — именно как змея из кожи выползает, Илья (все целуя ее) срывал с себя рубашку и прочее. Он хотел обласкать брюнеточку повсеместно, но она, почуяв его готовность, заерзала и зашептала горячо:
— Ну! Ну! Ну!
Видимо, ей прелюдии не требовалось.
Через некоторое время она сидела за столом с видом сытой кошки, попивала вино и слушала рассказ Ильи о том, как он любит одну женщину, рассказ горячий, но сбивчивый.
Потом вдруг умолк, долго вприщур смотрел на брюнеточку и сказал:
— Нинон, ты остаешься здесь! Я тебя удочерю. Иначе ты пропадешь. Станешь алкоголичкой, наркоманкой и проституткой. Я тебя спасу.