Всем выданы были теплые халаты и тулупы, чтобы одеться после бани. Причем когда они появились, кто их принес, я не заметила!
Они пошли в баньку, а я так и осталась сидеть у камина.
— Люда! — сказал Василий Натанович.
— Нет, — сказала я.
— Я тебя выручил, — напомнил он.
— Я готова расплатиться. Но в баню не пойду. У меня пониженное давление, мне в бане сразу становится плохо. Я в обморок упаду.
— Если ты думаешь, что я это в качестве расплаты, то я сейчас же вызову шофера и тебя отвезут в город.
Господи, как бы мне этого хотелось! Но я понимала: нужно дойти до конца. Мне, моему сыну, моей семье нужна безопасность. Я должна выдержать. Но только не банька!
— Я просто действительно не переношу баню.
— Что ж, — сказал Мрелашвили. — На бане свет клином не сошелся.
И удалился, весьма недовольный.
Но когда вернулся вместе с распаренными мужчинами и девицами, лицо его было каким-то загадочно улыбчивым, словно он лелеял приятную тайную мысль. (Или просто от полученного удовольствия.)
Мы продолжили интеллектуальное общение, то есть опять сели жрать и пить. Беседа у мужчин была на одну тему: хороша банька, потому что можно до нее выпить, покушать, а после баньки ты как новый, будто и не ел, и не пил, можно заново и кушать, и выпивать. Они вертели эту тему и так и сяк, и я подумала, что это, наверное, их идеал: чтобы вечно жрать и пить и вечно оставаться хотящим жрать и пить.
Впрочем, я заметила, вице-губернатор налегал не так, как прежде.
В этих непринужденных светских беседах шло время.
Вот и стемнело уже.
Я извинилась, вышла из-за стола и села в облюбованное кресло к камину (огонь его меня весь вечер притягивал), смотрела, как горит бесполезное холодное пламя.
Задремала.
Очнулась от тишины.
Обернулась.
В холле никого не было, кроме вице-губернатора. Он глядел на меня.
Встал и подтащил к камину еще одно кресло.
Я поняла: Мрелашвили, готовивший меня для себя, проявил мужество, поставил интересы дела выше личных. Я имела несчастье понравиться вице-губернатору, и он попросил меня уступить. И Василий Натанович уступил, зная, что за это сможет потребовать от вице-губернатора много мелких услуг.
Я приготовилась мучиться: слушать.
Он заговорил:
— Вот так проходит жизнь: работаешь, работаешь…
(«Уважай меня, я много сил отдаю пользе государства, я значительное лицо!» — перевела я его слова мысленно в те, какие он на самом деле хотел произнести.)
— А в сущности, человеку мало надо: тепло и уют.
(Перевод: «Нажраться, выпить, распустить пузо, сесть у огонька — без чужих глаз».)
— Тепло человеческое причем, понимаете?