На вторую я последние три пули истратил. И то — повезло. Задел ей, наверно, орган какой-то важный. Скатилась вниз со склона, скулит, бьется.
Эти два вперед вырвались. А остальная вся свора тоже на подходе. И морд этих в ней, судя по лаю…
— Готово.
Оглянулся — лужа черная прямо в воздухе переливается.
— Пошла.
— А ты?
— Вперед!
И тут остальные показались.
Рыжая прыгнула. Я гранату с пояса сорвал, гоблина за шиворот схватил — он опять чего-то скулить начал — толкнул его в лужу, кольцо зубами рванул, бросил «лимонку» прямо в пасти оскаленные — метров двадцать до них уже было, не больше — и спиной вперед в черноту.
Черт, думаю, как бы осколки следом не влетели. Или тварь какая-нибудь шибко резвая.
На этот раз снова все по-другому было. Не тяжесть и жара, а холод. Жуткий холод со всех сторон. Не то что до костей — до костных мозгов пробирает.
А потом — словно вырубился на секунду.
Открываю глаза — капитан. Мой капитан стоит передо мной в этой черноте, непонятно как видно его, и смотрит так еще грустно, понимающе, как на проштрафившегося. А я гляжу — гимнастерка на нем вся рваная, в пятнах каких-то, в ожогах.
Черт, думаю, да что ж это, да ведь у него всегда каждая ниточка всегда по стойке «смирно» выглажена была. Даже в самом тяжелом… когда на остальных грязи столько, что на болотных кикимор похожи, он один всегда умудрялся как-то чистым оставаться, таким, что снял шинель — и хоть в ресторан заходи. А тут…
— Что ж это ты натворил, а, Малахов?
— Товарищ капитан, — говорю, — разрешите доложить,…
— Да что тут докладывать, Сергей. И так все с тобой ясно. Как ты только мог?
— Так ведь… товарищ капитан. Я ведь сюда не по своей…
Я-то решил, что он на меня злится из-за того, что я вроде как товарищей бросил.
— Да я не об этом, Сергей. Как ты мог, ты, разведчик, эту девочку с собой потащить?
— Товарищ капитан, — говорю, — она…
— Она еще ребенок, Малахов, ребенок. А здесь война. И детям на войне не место. А ты ее с собой потащил, в самое пекло.
— Да не тащил я ее, — оправдываюсь. — И потом, некого ведь больше было. У нас, в партизанских отрядах, и младше ее…
А капитан только головой качает.
— Как ты мог это сделать, Сергей?
И тут снова все вырубилось. Выпал я из темноты в белый свет, в холод, пролетел метра два и в сугроб угодил. Черт.
Поднимаюсь — ничего не видно. Метель жуткая, глаза нельзя открыть — сразу на ресницах по полтонны снега насыпается.
Еле-еле два темных пятна поблизости разглядел.
— Кара!
— Сергей!
То пятно, что повыше, мне навстречу рванулось. Я ее подхватил, обнял, к гимнастерке прижал.