— Я королева, — сообщила она так, словно я увидел ее впервые, — царствующие особы с колыбели обучаются держать себя на публике.
— Здесь нет публики.
— А вдруг? — произнесла она. — Потому я королева даже в пустой комнате.
Я поклонился.
— Ваше величество. Вы — человек долга. Я восхищен, и мне жутко стыдно. Сам я вообще–то безвольная свинья. У меня ни чувства чести, ни чувства долга. Тем более я эта… преклоняюсь. Ибо вы… недосягаемы.
— Верни меня обратно, — ответила она.
Я ощутил сильнейшую беспомощность и жгучий стыд. Она все еще смотрит на меня, как на мужчину, у которого Долг, Честь, обязанности, не понимая, что от обязанностей всяк прячется, как собака от мух, а про долг и честь давно забыли, мы ж не дикари какие–то…
— Я, — проговорил я, — я… думаю над этим сложным вопросом. Уже голова пухнет, видите?
Я смотрел, как медленно и величественно встала из- за стола, нет, поднялась, есть разница между встать и подняться, так же неспешно вышла, оставив стул, это уже я придвину, понятно, она же королева, а я черт–те что, в задумчивости прошлась по гостиной, медленно и осторожно прикасаясь кончиками пальцев к стенам, мебели, приборам…
Я чувствовал нарастающее беспокойство, далеко не все в доме замкнуто на меня, иначе самому пришлось бы обслуживать гостей, а так любой может включить телевизор и выбрать программу, достать из холодильника пиво, включить или выключить свет…
Я начертил мысленно ее траекторию, обязательно пройдет мимо транскомпа, неделю тому я начал собирать его собственноручно, это гораздо дешевле, чем купить в магазине, это не по карману, но сейчас в полуразобранном…
— Платформу влево, — произнес я вполголоса, — разъемник выше…
Королева, как я и рассчитал, подошла, прикоснулась кончиками пальцев… я нарочито отвернулся, а за спиной сухо затрещало, раздался сдавленный вскрик. Я быстро оглянулся, королеву отшвырнуло на другой конец комнаты, где и растянулась на полу. Волосы дыбом, глаза выпучены, а зубы стучат мелко–мелко. Руки тоже трясутся, как у припадочной, щеки бледные, как мел.
Я охнул:
— Что за дурь? Могло же вовсе убить!..
Ее крупно колотило, выговорить не может ни слова, я поднял ее на руки, никогда бы не подумал из–за ее массы платьев, что такая легкая, понес к дивану, она даже не поняла, что с нею делают, и бережно опустил на роскошно мягкую поверхность.
Пришла в себя не скоро, руки еще дергаются, но ухитрилась выговорить:
— Что… это… было?
— Ответ, — сообщил я с невольным злорадством. — В жилище такого могучего мага, как я, нельзя и шагу ступить самостоятельно, ясно?.. А делать можно только то, что разрешу. Что изволю разрешить по своей великой милости и добрости. Понятно, почему?