— Ничего страшного! — беззаботно ответил Шурик. — Просто твой симпатичный прямой греческий носик превратится в римский. Видела в Эрмитаже римский скульптурный портрет? Очень благородно!
Представив себя с римским носом, я почувствовала к Леониду Ильичу Гусарову самую настоящую классовую ненависть.
Вилен Степанович Столбняков был человеком с активной жизненной позицией. То есть ему до всего было дело, и он всюду совал свой нос. Нос Вилена Степановича имел форму неопределенного корнеплода, скорее всего — кормового редиса, и по причине значительных размеров плохо всюду пролезал, что его владельца огорчало, но не останавливало.
Прежде, когда Столбняков работал нормировщиком на заводе «Красное Помидорово», у него были большие возможности для проявления своей активности. Он обращал внимание общественности на недостаточно высокий моральный облик некоторых своих сослуживцев, несовместимый с гордым именем помидоровца, на их сомнительное отношение к общественной собственности, на недопустимую склонность к крепким алкогольным напиткам, за что неоднократно был бит.
Товарищи по работе частенько предпринимали попытки воздействовать на бескомпромиссного Столбнякова с целью склонить его на свою сторону, для чего пытались предлагать ему алкоголь. Но Вилен Степанович оказался не только непримирим, но и неподкупен, и все попытки его совращения не увенчались успехом.
Особенно рьяно непримиримый Столбняков боролся с несунами и расхитителями социалистической собственности. Здесь у него было непочатое поле деятельности, потому что сотрудники «Красного Помидорова» несли с родного предприятия все подряд, даже то, что никак невозможно использовать в домашнем хозяйстве, руководствуясь известной поговоркой: «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с завода каждый гвоздь».
Правда, в этой борьбе руководство предприятия занимало не вполне принципиальную позицию, считая, что бороться надо не со всеми несунами, а только с пойманными за руку. У директора «Красного Помидорова» была любимая фраза: «Попался — отвечай!»
Тем самым более ловким и предусмотрительным воришкам все грехи как бы заранее отпускались.
Вилен Степанович пытался поднять вопрос об этих ловкачах, но руководство популярно разъяснило ему, что ежели факт хищения не засвидетельствован, то его как бы и не было, и нечего ухудшать родному предприятию и без того неважную статистику.
Короче, не пойман — не вор, а если будешь много выступать, тебе же самому и достанется.
В собственной семье Вилен Степанович тоже был непримирим к недостаткам и выжигал их каленым железом. Он неоднократно заявлял, что если выкорчевывает недостатки в трудовом коллективе, то вдвойне упорно должен это делать в первичной ячейке общества, каковой является семья.