Заначка на черный день (Лавров, Ефремова) - страница 89

Он был так доволен своей выдумкой, так горд тем, что отважился выйти в темную пору на улицу, чтобы меня встретить — и в то же самое время так по-детски расстроен и обескуражен моим негостеприимным приемом, что я просто растерялась. Чуть не разревелась от избытка чувств, честное слово. Хорошо, что в темноте ничего не видно было. И куда мне было теперь девать это чудо природы? Не с собой же брать… Там нам с Зинкой как раз предстоит действовать под прикрытием темноты, вершить свои темные дела.

Пришлось, конечно, за ручку вести его к нему домой, а потом еще битый час отказываться от назойливых предложений заглянуть на часок, или хоть на минуточку, и попить чайку с кексом, который он сам испек. Гляди ты, какой ценный кадр! Все может — и секс, и кекс! Свет у него, кстати, действительно горел повсюду, где только можно, а в прихожей, в углу, стоял ящик с запасными лампочками, свечами и спичками. Значит, не врет про боязнь темноты… а я, грешным делом, сомневалась.

Вот так всегда! Как свяжешься с мужиками — любому делу труба! Должно быть так: или дело, или мужики, и никак иначе! В результате своей возни с этим громадным дитем, подаренным мне природой неизвестно за какие грехи, я опоздала к метро. Опоздала-то всего на пятнадцать минут! Но именно эти пятнадцать минут едва не погубили и все дело, и нас с Зинаидой…

4

Сдерживая рвущееся вон дыхание, облизывая пересохшие от волнения губы, мы стояли в полной боевой готовности перед заветной дверью, богато обитой дерматином, с кнопками, с толстым золотистым латунным номером. На мне был мой полуспортивный наряд грабителя, припасенный заранее для взлома сейфа в собственном салоне. Пригодился, однако. Кроссовочки, легкая темная куртка на синтепоне, с капюшоном, маска из пары чулок и перчатки. Маску я до поры убрала с лица наверх, под капюшон. Зинаиде человеческим языком было сказано — оденься удобно и просто, во что-нибудь спортивное, как на пикник. Она напялила ватник, две пары теплых рейтуз — черные поверх белых, кирзовые сапоги и вязаную шапочку-бандитку, в которой ее Колька когда-то в свою учагу ходил. На пикник, а не на рыбалку, балда!.. Вооружилась моя подруга знатно — коротким увесистым ломиком-фомкой, загнутым на конце.

Я в левой руке сжимала газовый баллончик, в правой — тяжелый фарфоровый пестик, старинный, еще бабушкин. Интересно, что бы сказала выпускница Смольного института благородных девиц, узнай она, что ее внучка в преклонных годах решится на лихое дело да еще с ее мирным пестиком?! Вот удивилась бы, наверное… Зато дед, балтийский матрос с «Авроры», точно бы не удивился. Он бы меня понял, я знаю. Сказал бы: «Так, Нюська! Врежь им, гадам буржуйским, по первое число! Ради чего ж мы тогда революцию делали?!» Знаете, русский бунт — он у нас в крови. Это понимать нужно…