– Слушай, кацо. Вот тебе тысяча книг. Спрячь, а когда будешь платить жалованье, дай каждому книгу и вычти десять тысяч грузбонами. Понял?
И кацо понял. Все было сделано быстро и просто. Двадцатого все читали рассказ о необыкновенном моряке, и порт заволновался. Чубиров сиял, как вычищенный компас, как вымазанный маслом кочегар. А Костя-метранпаж, верставший эту книгу, при встрече с моряками хлопал себя по бедрам, хохотал и кричал:
– Это же настоящее кабаре! Писа-атель. Жлоб одесский, хабарник. Одно слово – кабаре!
Этот самый Чубиров был, должен сознаться, сотрудником «Маяка». Ответственный редактор, весьма веселый и легкомысленный человек, Дирк позвал к себе Чубирова и, допив десятый стакан какао («пейте все какао, 1200 калорий в день!») сказал:
– Вот что, старик, довольно играть в кошки-мышки. Вылетай из моей газеты, пока не выгнали. Спекулянт.
На том литературная карьера боцмана Чубирова и закончилась.
1925
Старики дружно сплюнули и засопели трубками. И было от чего сплевывать. Происходило непонятное.
Даже пройдоха Блют, три раза плававший в Нью-Йорк и знавший столько же необыкновенных историй, сколько было карт в его подозрительной колоде, не видел ничего подобного. Даже старый пес Блют, который был у консула на дурном счету.
Хотя он клялся гробовой крышкой, что видел самого Ленина так же близко, как «Слюнявую треску» – начальника порта Торсена. Торсен до сих пор кичится тем, что он первый и без всякой охраны поднялся на палубу русского парохода с красным флагом.
– Я видел Ленина так же близко, как «Слюнявую треску», – кричал Блют на всех перекрестках. – Пусть акулы схватят понос от моего мяса, если я вру.
Да, так старики сплюнули, разглядывая на заборах мокрые афиши о сегодняшнем концерте.
На афишах было написано непонятное:
«Вечером в Морском доме команды учебных судов Союза Советских Социалистических Республик „Тюлень“ и „Гагара“ устраивают концерт в пользу германских рабочих, пострадавших от оккупации Рура. Приглашается все население города Вардэ».
Трубки усиленно и задумчиво сопели: ну-ну…
У хромого Твида от изумления и страха отстегнулась нижняя челюсть, и он не мог застегнуть ее до самого начала концерта, чем не преминули воспользоваться остряки с «Христиании». Отпетый народ, который годится только на то, чтобы возить дрянной шпицбергенский уголь и вонючий тюлений жир.
С четырех часов дня единственный в Вардэ полицейский, прозванный «Беременной акулой», уже стоял на посту у морского дома, сердито надув щеки, и мальчишки дергали его за фалды кургузого мундира и прятались за соседними углами, испуская ликующие и воинственные клики.