«Я ничтожество», – думает Яльмар Лундбум и внезапно чувствует себя таким же одиноким, как в первый год в младшей школе. Уже тогда – толстяк и мечтатель, с которым никто не дружил.
«А сейчас – не будь у меня шахты, этого дома? Кто я тогда? Мир знает господина директора. А кто знает Яльмара?
Элина, – думает он. – Вправду ли она любила меня? Любила ли? Все эти мужчины, сворачивавшие шеи ей вслед. Письма, которые они подкладывали ей под дверь».
Он отчетливо помнил мягкость ее кожи, юное упругое тело. Свое удивление тогда, в начале – что она желает его, такого старого, ведь он годился ей в отцы.
Грудь сжимается, ему тяжело дышать, сигара падает в снег. Ему становится страшно: а вдруг он упадет и уже не встанет?
«Это всего лишь усталость, – твердит себе Лундбум. – Ничего особенного. Просто переработал».
Неуклюжей походкой он возвращается в дом, расставив руки, чтобы удержать равновесие. Войдя, тяжело опускается на скамью в прихожей.
Ясное дело, мальчик мог бы быть его сыном. Но она ничего не возразила, когда он усомнился. Да и как бы он смог позаботиться о нем? Малышу нужна мать. И он знает, что Щепка и ее жених взяли его себе.
Так будет лучше.
Дом уныло молчалив. В кровати лежат лишь бутылки с горячей водой.
С усилием поднимается он по лестнице в спальню, с каждым шагом повторяя: «Так будет лучше. Так будет лучше».
«Десять миллионов», – думала Ребекка по дороге домой. Акции лежали в ее сумочке на заднем сиденье.
«Канадских долларов», – повторяла она про себя в растерянности, стоя с ними в руках посреди кухни. В конце концов она засунула их под кучу счетов, лежавших на письменном столе.
– Я должна забрать Маркуса, – сказала она собакам. – Подождите меня здесь.
Однако едва она открыла входную дверь, Вера воспользовалась случаем и выскользнула наружу.
– Ну да, понятное дело, – проговорила Ребекка, открывая дверь машины. – Как будто ты когда-нибудь прислушивалась к тому, что я говорю. Стало быть, ты поедешь со мной за Маркусом?
Вера запрыгнула на переднее сиденье. Ребекка слышала, как в доме обиженно скулит Щен.
Она ехала по гравийной дороге, пока не добралась до тропинки, ведущей к реке Раутасэльвен.
Последние лучи солнца исчезли. Небо было темно-синим. В просветах между облаками проглядывала луна. На ветвях деревьев дрожали капли влаги. Пятна снега на земле мерцали в темноте, как зеркала.
Тропинка была скользкая, видимость нулевая. Бревенчатая дорожка через болото оказалась еще хуже.
Вера неслась легким бегом на когтях, но и она, и Ребекка пару раз поскальзывались и плюхались в болото.