Сергей Петрович помолчал, наблюдая за нами повеселевшими глазами:
— Ну что, Дима, прояснился немного вопрос?
— Ну да! Еще темней стал, — сознался я.
Сергей Петрович засмеялся так заразительно, что вслед за ним прыснули и все мы.
— Вот тебе раз! Обсуждали, обсуждали — и еще темней стал! Но ничего, не отчаивайтесь. Скоро возьметесь за книги — в них вы найдете ответы на все вопросы нашей жизни и будущего. Вы только не теряйте времени зря, учитесь, впитывайте в себя все лучшее, готовьтесь для вступления в партию: без нее не может быть у человека полного счастья. Запомните это, пожалуйста! — И Сергей Петрович посмотрел на Саньку.
— А где твоя скрипка, Саня? — спросил он, все еще тепло улыбаясь. — Поиграл бы…
Санька оживился, заторопившись, соскочил с кровати:
— Я сейчас оденусь…
Он достал из-под стола футляр, вынул из него скрипку и, держа перед собой, как букет цветов, гладил ее изгибы. Постояв немного, он зажмурил глаза и заиграл. Скрипка пела жалобно и тонко, будто сетуя на свою старость и заброшенность.
Минутами скрипача захлестывало что-то неистовое. Стиснув зубы, он то сжимался, сливаясь со скрипкой, то, встряхнувшись, откидывался назад всем телом и с силой давил смычком на струны. Но скрипка все так же по-комариному слабо выводила «Камаринскую», «Из-за острова на стрежень…».
Проснулся Иван Маслов. Переворачиваясь на другой бок, сладко причмокивая губами, он разлепил один глаз и пробормотал скрипучим голосом:
— Эк тя прорвало… Ложись!
Скрипка смолкла. Санька все еще стоял посредине комнаты, опустив руки, переступая большими босыми ступнями, как бы стараясь спрятать их, и не спускал с Сергея Петровича пристальных, влажно блестевших глаз. Он дышал бурно и часто. В открытый ворот рубахи видно было, как вздымались худые ключицы.
Сергей Петрович неспокойно щипал острый кончик уса. Он был взволнован и, должно быть, не игрой, а чем-то другим, что кипело в груди подростка и неудержимо рвалось наружу с каждым его движением.
— Тебе, Саня, в музыкальный кружок надо записаться во Дворце культуры, — раздумчиво сказал Сергей Петрович. — Я поговорю с руководителем…
Ничего не ответив, Санька спрятал скрипку, лег в постель и прижался к моему боку. Никита щелкнул выключателем. В непривычно плотной темноте явственнее послышался усталый, зябкий стук сосновой ветки в стекло, похожий на долбежку дятла в отдалении.
— Темно-то как, — обронил Никита, и пружина кровати жалобно скрипнула под ним.
— В Москве бы жить-то, — прошелестел сдавленный шепот Саньки. — Там темноты не увидишь.
— Да, особенно в дождичек, — подтвердил Сергей Петрович, — блестит вся; от огней на асфальте золотые полосы.