— Помнишь, на пароходе? Узнаешь?
— Узнаю! — воскликнул он и завозился на стуле. — А я-то гляжу… Сергей Петрович, это она ехала с нами осенью, помните?
— Да, да, помню, — отозвался Сергей Петрович. — Не мешайте смотреть другим…
В середине картины в столовую вошел директор дома отдыха, подсел к Сергею Петровичу и встревоженным шепотом проговорил:
— Товарищ Дубровин, звонили с завода, просили немедленно приехать.
— А что такое?
— Не знаю, должно быть что-то случилось. Я велю заложить лошадь.
Сергей Петрович поспешно встал, пригнувшись, чтобы не заслонить экрана, направился к выходу, шепнув на ходу Никите:
— Кончится картина, веди всех домой…
Вечер был морозный, тонко и певуче скрипел снег под лыжами, в небе голубым холодным пламенем горели звезды, струилось лунное сияние, ощутимо хрупкое, будто стеклянное, и земля, скованная им, замерла и насторожилась. Вдоль реки дул студеный ветер, колол иголками, щипал щеки и уши, и мы спешили, чтобы разогреться.
Дойдя до того откоса, где спускались днем, мы с Леной поднялись наверх. Лена остановилась на опушке.
— Постоим немножко, подождем Никиту с Иваном. Вон они идут.
На реке в трепетном свете луны виднелись два силуэта. Трудно было сказать, движутся они или стоят на месте.
— Ивану уши, наверно, оттирают, — сказал я. — Здесь ветрено, пойдем в лесу подождем.
После лунного света и ветра в лесу было сумрачно и тихо, как в шалаше. Со всех сторон обступали деревья, в полумраке казавшиеся огромными и мохнатыми; ветви их сходились над головой, сквозь них кое-где просачивались звезды. Комья снега с ветвей шлепались в сугробы, и Лена каждый раз вздрагивала. Чем дальше мы углублялись, тем становилось темней, страшней, и Лена, задержавшись, зашептала:
— Дима, иди вперед!
— Боишься? — спросил я и громко прочитал запомнившиеся слова сказки: — «Что сделаю я для людей?! — сильнее грома крикнул Данко. И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял над головой…»
Я ударил себя по груди, как бы разрывая ее, затем поднял руку и сказал:
— Иди за мной!
И действительно, мы прошли совсем немного, и лес, точно в сказке, расступился и открыл перед нами поляну, отороченную по краям черным кружевом теней. От нее исходил фиолетовый поток света.
— Озябла? — спросил я Лену.
— Руки немножко.
— Дай сюда.
Я воткнул палки в снег. Лена сняла маленькие варежки и протянула мне руки. Я подышал на них, потом расстегнул пиджак и прижал их к теплым своим бокам.
— Тепло?
Лена кивнула.
На бледном от лунного света лице ее глаза казались темными, крупными и встревоженными. Встретившись взглядами, мы почувствовали неловкость, отвернулись и некоторое время молча смотрели на мерцающую поляну.