— Что же я скажу теперь нашим, когда они придут? — чуть ли не со слезами говорил он товарищам. — Ведь они подумают, что я удирал от немцев — рана-то у меня сзади. Ребята, вы же видели — я вперед шел, когда ранило…
Его успокаивали, но он был неутешен и вовсе не думал ни о смерти, подстерегающей его здесь на каждом шагу, ни о тяжелых лишениях осады, а только о своем ранении, которое считал таким позорным, и о том, как стыдно ему будет, когда придут свои.
Невдомек было этому юному солдатику-герою, что через три дня другая смертельная рана в грудь навсегда уложит его и, когда спустя три года придут сюда свои, только кости его будут белеть где-то в крепостных развалинах.
В этой книге рассказывается о нескольких защитниках Брестской крепости. Но сотни и тысячи имен таких же достойных славы героев обороны, как погибших, так и живых, здесь не упомянуты. Даже всех уцелевших невозможно перечислить, а другие — и таких огромное большинство — остаются доныне безымянными.
Кто, например, назовет нам фамилию неизвестного музыканта из оркестра 44-го стрелкового полка. Вместе с группой своих товарищей в первые минуты войны при разрыве тяжелой авиабомбы он был завален в помещении музыкантского взвода. Они оказались заживо похороненными под грудой камней, и спасти их было невозможно, потому что этот участок казарм находился под непрерывным обстрелом и бомбежкой и к развалинам никто не мог подступиться. И тогда люди, находившиеся неподалеку, сквозь грохот взрывов вдруг услышали, как из под этих развалин раздались звуки музыки. Неизвестный музыкант играл на трубе «Интернационал». Он как бы прощался этим со своими товарищами и говорил, что умирает как верный сын Советской Родины.
Герой Брестской крепости Петя Клыпа рассказал мне о подвиге одного политрука, фамилии которого мы также до сих пор не знаем. В первые минуты войны этот политрук собрал под своим командованием бойцов из разных частей и подразделений и вместе с ними дерзко двинулся прямо навстречу гитлеровцам, наступавшим в северной части крепости. Маленький отряд занял каменное здание на берегу Мухавца против Центрального острова и своим огнем преградил дорогу врагу. Тем самым политрук и его бойцы предотвратили возможный прорыв противника в центр крепости с тыла, со стороны главных трехарочных ворот.
Они держались в этом доме почти до самого вечера, пока наконец гитлеровцы не подтащили сюда орудия и не начали прямой наводкой обстреливать здание, разрушая его. К концу дня у политрука осталась только небольшая группа бойцов, и, воспользовавшись минутой затишья, он вместе с ними бросился вплавь через Мухавец в центральную цитадель, где в казармах находились наши. Но когда они вышли на берег, на них из засады неожиданно бросился отряд автоматчиков. Тогда политрук приказал своим людям бежать к тем отсекам казарм, которые были заняты нашими бойцами, а сам с пистолетом в одной руке и с гранатой в другой бросился навстречу врагам. Он хотел задержать гитлеровцев и дать возможность своим бойцам спастись.