— Последние слова он написал заглавными буквами и обвел их
кружком. Когда я вернул ему блокнот, он что-то в нем чиркнул, а потом указал на
мои глаза, уши, грудь, живот и ноги. Затем он показал мне рисунок. Это была
молния.
Ну еще бы.
— Ближе к делу, Хью.
— В общем…
Хью сказал, что обдумает предложение. Мысль о том, что видит Джейкобса впервые
в жизни, и откуда ему знать, что тот — не городской сумасшедший, он оставил при
себе.
Джейкобс написал, что понимает опасения Хью, и что у него тоже их
хватает.
— Предложив вам помочь, я уже иду на риск. Ведь я знаю вас не
больше, чем вы меня.
— А это опасно? – спросил Хью голосом, который уже начинал
приобретать выразительность робота.
Пожав плечами, преподобный написал:
«Врать не буду, в подаче электричества напрямую через уши есть
некоторые риски. Но НАПРЯЖЕНИЕ БУДЕТ НИЗКИМ, ОКЕЙ? Скорее всего, худшим
побочным эффектом для вас окажутся мокрые штаны».
— Бред какой-то, — сказал Хью. – Этот наш разговор – сплошное
безумие.
Преподобный снова пожал плечами, но писать ничего не стал. Только
смотрел.
Сидя в кабинете Джейкобса и сжимая в руке влажную, но уже
потеплевшую тряпочку, Хью серьезно обдумывал его предложение. Несмотря на столь
недавнее знакомство, это не казалось Хью странным: ведь его, гитариста, из-за
глухоты вышвырнули из группы, которую он помог основать и которая вот-вот
прогремит на всю страну. Да, некоторые музыканты и как минимум один великий
композитор – Бетховен – тоже были глухими, но ведь потерей слуха беды Хью не
заканчивались. Были еще головокружения, дрожь, периодическая потеря зрения.
Была тошнота, рвота, понос, дикое сердцебиение. Но хуже постоянного звона в
ушах не было ничего. Хью всегда думал, что глухота означает тишину. В его
случае это было не так. В голове у Хью Йейтса не переставая звенела охранная
сигнализация.
И было еще кое-что. Правда, которую он до тех пор не признавал, но
время от времени замечал, словно уголком глаза: он остался в Детройте, чтобы
набраться храбрости. На Восьмой миле было полно ломбардов, и в любом из них
можно было купить ствол. Разве то, что предлагал собеседник Хью, хуже, чем
зажатое в зубах и нацеленное в нёбо дуло револьвера?
— Хер с ним! Я в деле! — прокричал он своим роботоподобным
голосом.
Хью рассказал остальное, устремив взгляд на горы и поглаживая правое ухо. Кажется, он сам
этого не замечал.
— Джейкобс вывесил в окне табличку «Закрыто», запер дверь и
опустил жалюзи. Потом усадил меня на стул у кассы и положил на прилавок
стальной ящик размером с солдатский сундучок. Внутри лежали два металлических
кольца, обернутых чем-то вроде золотой сетки. Величиной с сережки-обручи,
которые надевает Джорджия, когда ей хочется распушить хвост. Понял, о чем я?