Собравшиеся
преклонили колена под шорох одежды и возбужденное бормотание. Так же поступили
и мы, стоявшие в задних рядах. Я чуть было не остался стоять — даже для бывшего
методиста это все попахивало кощунством и шоу-бизнесом, но меньше всего мне
хотелось сейчас привлечь его внимание, как в Талсе.
«Он спас
тебе жизнь, — подумал я. — Не надо об этом забывать».
Верно. И
последующие годы я прожил хорошо. Я закрыл глаза — не в молитвенном экстазе, а
в растерянности. Мне уже казалось, что зря я сюда пришел, хотя выбора у меня не
было. Не в первый раз я пожалел, что попросил Джорджию Донлин связать меня с ее
дочерью — спецом по компьютерам.
Но было
поздно.
Пастор
Дэнни помолился за присутствующих. Он молился за лежачих больных, которые
хотели бы быть с нами, но не могли. Он молился за всех женщин и мужчин доброй
воли. Он молился за Соединенные Штаты Америки и за то, чтобы на их правителей
снизошла Божья мудрость. Потом он перешел к делу и попросил Бога ниспослать
исцеление через его руки и священные кольца, согласно воле Его.
А
оркестр все играл.
— Есть
ли среди вас те, кто хочет исцелиться? — спросил он, поднимаясь с колен и снова
морщась от боли. Эл Стампер дернулся было помочь ему, но Джейкобс махнул
бывшему соул-певцу — мол, не надо.
— Есть ли
среди вас те, кто хочет снять с души тяжкий груз, избавиться от скорбей?
Собрание
подтвердило, — и очень громко, — что такие есть. Колясочники и хроники смотрели
на него с восторгом. Как и зрители из задних рядов — многие из них казались
изможденными, почти умирающими. Здесь были и марлевые повязки, и уродства, и
кислородные маски, и высохшие конечности, и шины. Некоторые дергались и
раскачивались в такт раздраженным колебаниям их больного мозга внутри черепных
коробок.
Девина и
«Госпел-Пташки» запели «Иисус сказал: шагни вперед» нежно, будто весенний
ветерок в пустыне. Словно по волшебству, появились капельдинеры в отглаженных
джинсах, белых рубашках и зеленых жилетах. Одни начали выстраивать жаждущих
исцеления в очередь в центральном проходе. Другие — многочисленные — зеленые
жилеты циркулировали среди зрителей с корзинками для сбора пожертвований,
огромными, как переметные сумы. Я слышал звон монет, но лишь изредка. В
основном люди бросали в корзинки сложенные купюры – «лавэ», как говорят
ярмарочники. Женщине, говорившей на языках, муж или бойфренд помог подняться и
снова сесть на складной стул. Растрепанные волосы обрамляли ее раскрасневшееся,
восторженное лицо, а пиджак был измазан грязью.
Я и сам
чувствовал себя, словно вымазанный грязью, но дело наконец дошло до того, ради
чего я приехал. Я вытащил из кармана блокнот и ручку. В блокноте уже было
несколько записей: часть — результат моих собственных исследований, большинство
— плоды трудов Брианны Донлин.