«К этому
времени ты уже, небось, дошел до пригородов, — подумал я. — Может, даже прошел
полпути до Норт-Скоттсдэйла, где живут богачи».
— Ночь
была темная и облачная, ни звездочки на небе. Но сразу после полуночи тучи
разошлись, и луч лунного света упал на горку камней. Я подошел к ним и под ними
обнаружил… вот это.
Он
поднял правую руку. На среднем пальце красовалась еще одно широкое золотое
кольцо. Публика разразилась аплодисментами и аллилуйями. Я пытался найти в этом
какой-то смысл, но не мог. Эти люди ежедневно пользуются компьютером, чтобы
общаться с друзьями и родными и быть в курсе новостей; они принимают как
должное существование метеорологических спутников и трансплантации легких; они
могут рассчитывать, что проживут на тридцать-сорок лет дольше своих
прапрадедов. И тем не менее верят в сказочку, по сравнению с которой
Санта-Клаус и Зубная фея выглядят суровым реализмом. Он скармливал им брехню, а
они были в восторге. Я смутно подозревал, что он и сам в восторге, а это было
еще хуже. Это был не тот человек, которого я знал в Харлоу, и не тот, который
взял меня к себе в тот вечер в Талсе. Хотя, вспоминая, как он обошелся с
растерянным и раздавленным горем папашей-фермером, я вынужден был признать, что
этот человек тогда уже зародился в нем.
«Не
знаю, ненавидит ли он этих людей, — подумал я, — но презирает, это уж точно».
А может,
и нет. Может, ему просто было наплевать. На все, кроме того, что оказывалось в
корзинке для пожертвований в конце шоу.
А
Джейкобс тем временем продолжал свой рассказ. Оркестр начал играть на заднем
плане, взвинчивая зрителей еще больше. «Госпел-Пташки» раскачивались и хлопали,
и публика присоединилась к ним.
Джейкобс
говорил о своих первых робких излечениях кольцами — символами двух его браков,
земного и небесного. О том, как понял, что Бог хочет, чтобы он донес Его
послание любви и исцеления до широкой аудитории. Как он много раз, корчась на
коленях, заявлял, что недостоин. Как Бог отвечал, что Он никогда не снабдил бы
его кольцами, если бы это было так. Джейкобс изобразил это так, словно бы они с
Господом подолгу беседовали обо всем этом в какой-то небесной курилке,
возможно, попыхивая трубками и любуясь райскими холмами.
Мне
ужасно не нравилось, как он теперь выглядел — узкое лицо директора школы и
голубой огонь глаз. И черный плащ не нравился. Ярмарочники называют их
«клифты». Это-то я успел узнать, работая в джейкобсовском аттракционе
«Молниеносные портреты» в парке развлечений Белла.
—
Давайте помолимся вместе, — предложил Джейкобс и упал на колени, как мне
показалось, поморщившись от боли. Ревматизм? Артрит? «Пастор Дэнни, исцелися
сам», — подумал я.