— Ну да, тебе ведь не терпелось его приобрести, правда? —
продолжила мама тем же тоном. Как же я его ненавидел! Казалось, мама просто
провоцировала папу. — Топливный ты наш барон!
— Я заключил сделку еще до происшествия с Коном, — ответил отец,
не поднимая взгляд от стола. Он опять засунул руки глубоко в карманы. — Еще в
августе. Мы сидели вместе и читали «Фермерский календарь». Зима будет холодной
и снежной, говорилось там, самой холодной со времен войны, и мы решили пойти на
эту покупку. Ты сама все посчитала на своем арифмометре.
В мыльном облаке тарелки загремели еще сильнее.
— Ну так возьми в долг!
— Лора, я мог бы, но… Послушай. — Папа, наконец, оторвал взгляд от
стола. — Может, мне так и придется поступить, чтобы пережить это лето.
— Он твой сын!
— Да знаю я, черт тебя дери! – взревел отец. Я испугался, и,
видимо, мама тоже, потому что на этот раз тарелки в мыльном облаке не просто
загремели. Они разбились. А когда мама подняла руки, одна из них кровоточила.
Она показала руку отцу, словно мой безмолвный брат, который
показывал «да» или «нет» на уроках, и сказала:
— Смотри, что ты над… — и тут она увидела, что я до сих пор сижу
на поленнице в прихожей и смотрю в кухню.
— Кыш отсюда! Иди поиграй!
— Лора, не отыгрывайся на Джей…
— Уходи! — заорала она. Точно так же кричал бы на меня Кон, будь у
него голос. — Бог ненавидит шпионов!
Мама заплакала. Я побежал к двери, тоже в слезах. Сбежал вниз по
Методистскому холму и пересек Девятое шоссе, даже не посмотрев по сторонам. Я
не собирался бежать в пасторский домик; я был слишком расстроен, чтобы искать
совета священника. Если бы Пэтси Джейкобс не стояла во дворе, проверяя, не
проклюнулись ли цветы, которые она посадила осенью, я бы бежал, пока не рухнул.
Но она там стояла, и она меня позвала. Я уж было хотел пробежать мимо, но, как
вы уже знаете, ребенком я был воспитанным, и манеры оставались при мне даже в
трудную минуту. Вот я и остановился.
Она подошла ко мне. Я стоял, опустив голову и тяжело дыша.
— Что случилось, Джейми?
Я молчал. Она пальцами приподняла мне подбородок. Я увидел Морри,
который сидел на траве у крыльца в окружении игрушечных грузовиков. Он
уставился на меня.
— Джейми, что не так?
Нас учили не только быть вежливыми, но и не выносить сор из избы.
Так уж устроены янки. Но доброта Пэтси обезоружила меня, и слова полились
потоком: я рассказал о мучениях Кона (степень которых родители не понимали до
конца, несмотря на свою искреннюю тревогу), об опасениях мамы, что у Кона могут
быть разорваны голосовые связки и что он так никогда и не заговорит, об ее
требовании отвезти Кона к специалисту и об ответе отца. Но больше всего – о
криках. Я не рассказал Пэтси о том жутком тоне, которым говорила с папой мама,
но лишь потому, что не знал, как это выразить словами.