«Ты что, хочешь отправить ее в ад?» – спросил тогда он.
«Она не попадет в ад, если таблетки ей дадим мы, — резонно, на мой
взгляд, ответила Клер. — Ведь она ни о чем не догадается». А потом Клер
воспользовалась одной из любимых маминых присказок, чем едва не разбила мне
сердце: «Она уже не знает, пешком она или верхом».
«Ты этого не сделаешь», — сказал Энди.
«Нет, — вздохнула Клер. Ей тогда было уже под тридцать, и она была
красива как никогда. Может, потому, что наконец-то нашла свою любовь? Если да,
то какая это горькая ирония. – У меня духу не хватит. У меня лишь хватает духу
смотреть, как она страдает».
«На небесах ее страдания развеются, как туман», — сказал Энди,
поставив точку. По крайней мере, для себя.
Выл ветер, старые стекла единственного окна в спальне ходили в раме ходуном, и мама
сказала:
— Я стала такая тощая, просто ужас. Когда-то была
красавицей-невестой, все так говорили, но теперь Лора Макензи такая тощая.
Уголки ее губ опустились в клоунской гримасе горя и боли.
Я должен был пробыть в комнате еще три часа, прежде чем Терри меня
сменит. Рано или поздно мама должна была заснуть, но сейчас не спала. Ее
организм сжирал себя, а я всячески пытался ее от этого отвлечь. И ведь мог
заговорить о чем угодно — но так случилось, что речь зашла о Чарльзе Джейкобсе.
Я спросил, знает ли она, куда Джейкобс отправился после того, как покинул
Харлоу.
— Жуткое было время, — сказала она. – То, что случилось с его
женой и сыном, ужасно.
— Да, — сказал я. — Знаю.
Умирающая мать взглянула на меня с холодным презрением.
— Нет, не знаешь. Тебе не понять. Никто не был виноват, вот в чем
ужас. И уж точно не Джордж Бартон. С ним просто случился приступ.
И она рассказала мне то, что я уже рассказал вам. Сама она слышала
это из уст Адели Паркер, которая говорила, что никогда не сможет выбросить из
головы образ умирающей женщины.
— А чего никогда не забуду я, — сказала мама, — так это того, как
он кричал у Пибоди. Я и понятия не имела, что мужчина может издавать такие
звуки.
Мама узнала обо всем от Дорин Девитт, жены Фернальда. У той хватило ума сначала
позвонить Лоре Мортон.
— Ты должна ему рассказать, — заявила она.
Эта перспектива привела маму в ужас.
— Нет! Я не могу!
— Придется, — терпеливо сказала Дорин. — Такие новости не сообщают
по телефону, а ты — его ближайшая соседка, не считая этого старого пугала,
Майры Харрингтон.
— Я набралась храбрости, но пришлось вернуться от дверей: у меня
схватило живот, и я помчалась в сортир, — рассказывала моя мать, чью
сдержанность от морфина как рукой сняло.