Преподобный Дэвид Томас из церкви Гейтс-Фоллз отслужил поминальную
службу по Пэтси и Морри в нашей церкви, и это никого не смутило, потому что,
как сказал папа, «между конгрегационалистами и методистами нет особой разницы».
Зато немало удивления вызвало то, что Джейкобс пригласил Стивена
Гивенса читать погребальные молитвы на кладбище Уиллоу-Гроув. Гивенс был
пастором (преподобным он себя не называл) церкви Силома, чьи прихожане в то
время еще придерживались вероучения Фрэнка Уэстона Сэндфорда, апокалиптика,
который советовал родителям пороть детей даже за мелкие прегрешения («Вы должны
быть Христовыми учителями», говорил он им) и настаивал на тридцатишестичасовых
постах… даже для младенцев.
После смерти Сэндфорда Силомская церковь сильно изменилась (и
сегодня мало отличается от других протестантских течений), но в 1965 году
вокруг нее ходило много слухов, которые подпитывала странная одежда прихожан и
их вера в то, что конец света наступит очень скоро — может быть, на той неделе.
Но оказалось, что наш Чарльз Джейкобс и их Стивен Гивенс годами встречались в
Касл-Роке за чашечкой кофе и вообще дружили. После Ужасной проповеди кое-кто из
горожан утверждал, что преподобный Джейкобс «заразился силомитством». Может,
оно и так, но по словам мамы с папой (а также Клер и Кона, чьим свидетельствам
я верю больше) Гивенс держался спокойно, а его краткая погребальная служба была
уместной и утешительной.
— Он ничего не говорил про конец света, — сказала Клер. Помню,
какая она была красивая в тот вечер в своем темно-синем платье (самом близком к
черному из тех, что у нее были) и в чулках как у взрослой. Помню и то, что за
ужином она почти ничего не ела, только гоняла еду по тарелке, пока она вся не
перемешалась и не стала походить на собачьи какашки.
— Какой текст читал Гивенс? — спросил Энди.
— Первое послание к Коринфянам, — сказала мама. — Ну то, где про
тусклое стекло.
— Хороший выбор, — важно одобрил мой старший брат.
— Ну как он там? — спросил я у мамы. — Как преподобный Джейкобс?
— Он… молчал, — сказала она с ноткой тревоги. — Молился про себя,
наверное.
— Да нет же, — сказала Клер, отодвигая тарелку. — Он был как
оглушенный. Сидел на складном стульчике возле могилы, и когда мистер Гивенс
предложил ему бросить первую горсть земли в могилу и присоединиться к нему в
молитве-благословении, преподобный так и остался сидеть, свесив руки между
колен и опустив голову. — У нее потекли слезы. — Я как будто во сне, в дурном
сне.
— Но он потом все-таки встал и бросил землю, — напомнил отец, обнимая
ее за плечи. — Не сразу, но бросил. По горсточке на крышки обоих гробов. Верно,
Клер-Эклер?